Владимир Мосс. Крушение православия в Англии

В 1997 году англоязычные христиане отмечали весьма важную дату. 1400 лет тому назад в день Рождества Христова король Кента Этельберт и 10000 его подданных были крещены в реке Свэйл святителем Августином, первым архиепископом Кентерберийским (1), учеником святого Григория Двоеслова, Папы Римского. Это крещение, во многом напоминающее крещение русского народа святым Владимиром, имело не меньшее значение для народов Запада, чем крещение Киевской Руси для народов Востока (2).

Семя, посеянное св. Августином, принесло богатые плоды. Прибывшие из Рима монахи начали миссионерскую деятельность с Запада и Востока, ирландские монахи — с севера и юга. Они быстро завершили христианизацию язычников англов и саксов.

 

В день Святой Пасхи в 627 году святой Павлин, член Римской Миссии, крестил в Йорке короля Эдвина, ставшего первым христианским королем Нортумбрии и впоследствии принявшего мученическую смерть за Христа. Вслед за этим было совершено массовое крещение в реке, также носившей название Свэйл. В 664 году на Синоде в Уитби, после дискуссии с западными кельтскими христианами, была окончательно определена правильная дата празднования Святой Пасхи. А в 681 году на Соборе в Хатфилде, в котором под председательством св. Феодора „Грека" приняли участие несколько святых иерархов английского происхождения, Единая Английская церковь единодушно осудила ересь монофелитов и поддержала учение первых шести Вселенских Соборов, восстановив таким образом статус Британских островов в границах „Романитас", т.е. Православной Римской империи, культурной и политической столицей которой был в то время Новый Рим — Константинополь (3).

 

200 лет спустя после крещения в реке Свэйл английские миссионеры обратили в христианство Голландию и Германию. А еще сто лет спустя, при короле Альфреде Великом, оправившись от нашествия викингов, английские миссионеры приступили к христианизации самих завоевателей. Еще через 100 лет англичане приступили к христианизации Норвегии и Швеции.

 

К середине II века при святом благоверном короле Эдуарде Исповеднике Английское православное королевство достигло зенита своего расцвета. На население в 1,5 млн. человек приходилось по меньшей мере 10000 храмов (4). Влияние христианской Англии простиралось от Норвегии (где сын Английской церкви король Олаф — „Покровитель Норвегии", принял в 1030 году мученичество за Христа) до Эфеса (где в результате видения королю Эдуарду была обнаружена пещера Семи Спящих Отроков (5)); от Новгорода (где благочестиво правила дочь Английской церкви шведская принцесса святая Анна Новгородская) до Рима (где целый квартал был назван „Иль Борго Саксоно" в честь английских паломников, останавливавшихся в этом квартале (6)).

 

Через одно поколение, однако, вся эта величественная духовная постройка лежала в развалинах в результате Нормандского нашествия 1066 года. Последний православный король был убит; его тело было разрублено на части торжествующими нормандцами, а душа „анафемствована" Папой. Храмы были разрушены; святыни поруганы и сожжены; английские епископы заменены французскими католиками; литургическая практика, все церковные и культурные традиции были уничтожены; даже английский язык был запрещен и заменен французским (7). Земли крестьян были опустошены и конфискованы. Священников заставили развестись со своими женами, которые вместе с детьми вынуждены были просить подаяние. Каждый из пяти англичан был убит. Каждый из ста (включая цвет аристократии) эмигрировал— главным образом в Константинополь, Киев и Крым, где была основана колония „Новая Англия" за 500 лет до прибытия в Америку корабля „Мэйфлауэр" (т.е. до возникновения на американском континенте колонии с таким же названием, послужившей основой для создания Соединенных Штатов Америки. — Прим. пер.).

Как могла произойти эта трагедия, не имеющая до той поры прецедента в европейской истории? Причины крушения православия в Англии, как и причины всех исторических катастроф сложны и многообразны. Историки обычно концентрируют свое внимание на социально-политических факторах и в общем дают положительную оценку этой трагедии, представляя ее как уход Англии от „отсталой", „темных веков" страны (т.е. Англии Православной) и включение ее в общее русло развития „прогрессивной", „просвещенной" (т. е. папистской и протестантской) западноевропейской цивилизации. И только в последнее время стали проясняться духовные масштабы трагедии: религия и культура целого народа преданы были насильственной смерти, ибо, как сказал один историк, „в результате только одного дня битвы (14 октября 1066 г.) Англия получила новую королевскую династию, новую аристократию, практически новую церковь, новое искусство, новую архитектуру и новый язык" (8).

 

Смерть является платой за грех; и смерть Православной Англии не является исключением из этого правила. Скольжение в пропасть началось в конце Х века после мученической кончины короля Эдуарда (†979). Уже тогда святитель Данстан, архиепископ Кентерберийский, пророчествовал гибель страны, пролившей кровь Помазанника Божия. Его преемнику, сводному брату королю Этельреду („Неготовому"), пришлось пережить как предательство собственных подданных, так и нашествие язычников-датчан. В результате в 1013 году он вынужден был бежать из страны. Впоследствии ему было позволено вернуться на условиях, ограничивающих его самодержавие (аналогично тому, как это произошло в России в 1905 году). Затем после краткого периода правления христианских королей-датчан (1016-1042) на трон взошел вернувшийся из изгнания святой Эдуард Исповедник; и ему пришлось бороться с восстанием могущественных графов на севере и на юге.

 

Правление св. Эдуарда принесло мир и процветание, но одновременно характеризовалось резким упадком нравственности в народе. Так, например, Эдмер Кентерберийский писал незадолго до вторжения Вильгельма Завоевателя о монахах храма Христа в Кентербери, что они живут „в пышности, какая только возможна в мире, в золоте и серебре и изысканных одеждах; спят на ложах под роскошными балдахинами; имеют всевозможные музыкальные инструменты, на которых любят играть; имеют лошадей, собак и ястребов, с которыми выезжают на охоту; в общем, живут, скорее, как графы, а не как монахи" (9).

 

„За несколько лет до нашествия нормандцев,— писал англо-ирландский историк Уильям Малсбери,— любовь к литературе и религии пришла в упадок. Малообразованные клирики с трудом и запинанием произносили слова священных молитв; человек, знающий грамматику, был предметом всеобщего удивления. Монахи пренебрегали уставом, одеваясь в роскошные одежды и услаждаясь разнообразными и изысканными яствами. Знать, предаваясь роскоши и разврату, не ходила регулярно утром в церковь, как следует христианам, но только от случая к случаю приглашала на дом какого-нибудь священника, который торопливо совершал утреню и литургию для этой знати в перерывах между ласками их жен. Простые люди, не имеющие никакой защиты, становились жертвами людей знатных, которые увеличивали свои богатства, захватывая их имущества и земли и продавая их иностранцам (хотя по натуре своей эти люди, пожалуй, более были склонны присваивать все это себе). Пьяные оргии ночи напролет были делом обычным. Грехи, Сопутствовавшие пьянству, расслабляли и душу и ум" (10).

 

Расплата за эти грехи была предсказана в видении умирающему королю Эдуарду в 1065 году. „Только что,— сказал он, - передо мной стояли два монаха, которых я когда-то хорошо знал в дни моей молодости в Нормандии,— люди большой святости, давно уже отошедшие от земных забот ко Господу. Они передали мне послание от Бога: „За то, что люди,— сказали они,— достигшие высочайшего положения в Английском королевстве, — графы, епископы, аббаты и члены священных орденов, являются не теми, за кого выдают себя, но, наоборот, являются слугами дьявола, за это Бог через один год и один день после твоей смерти предаст все это проклятое Богом королевство в руки врагов, и дьявол пройдет по этой земле огнем и мечом и всеми ужасами войны". „Тогда,— ответил я тем святым мужам,— я расскажу народу о Божием приговоре и люди покаются, и Бог помилует их, как пощадил Он ниневетян". „Нет,— ответили те святые мужи,— не покаются они; и Бог не помилует их..." (11).

 

Это пророчество исполнилось точно спустя год и один день после смерти короля Эдуарда 6 января 1067 года. В этот самый день состоялась коронация Вильгельма, герцога Нормандии, который стал первым католическим королем Англии. В последующие три с половиной года его армии опустошали Англию вдоль и поперек — антихрист пришел в Англию.

Если проклятие Богом грешного народа являлось глубинной причиной трагедии, то поверхностные причины следует искать в политике внешних врагов Англии, жаждущих власти,— в первую очередь герцога Вильгельма и Папы Римского. Герцог Вильгельм заявлял, что Английское королевство было завещано ему королем Эдуардом, который остался бездетным. И это завещание, как считал он, было подтверждено тремя событиями.

Первым было убийство в 1036 году в Гилфорде принца Альфреда, брата короля Эдуарда, вместе с двумястами его нормандскими воинами. Убийство совершил по указанию датского короля граф Годвин, отец короля, восшедшего на престол в 1066 году (12).

 

Вторым событием была неожиданная смерть в 1057 году принца Эдуарда, сына короля Эдмунда Железнобокого и племянника короля Эдуарда Исповедника. После завоевания Англии датчанами в 1016 году его семья бежала сначала в Ладогу и Киев в России (13), а затем в Венгрию. Когда члены Уитан (совет знатнейших представителей государства и Церкви) узнали, что Эдуард жив, они отправили в Венгрию посольство во главе с епископом Алдредом с целью пригласить принца вернуться в Англию. И несмотря на интриги германского императора, английский принц вступил на землю Англии 31 августа 1057 года. Трагедией явилось то, что он умер, не встретившись с королем. Английский народ вправе был подозревать предательство. „Нам неизвестно, как я почему было устроено так, чтобы он не мог увидеть родича короля Эдуарда",— констатирует Англосаксонская хроника (14).

 

Третье событие произошло в 1064 году, когда сын графа Годвина Харольд потерпел кораблекрушение у северного берега Франции и был спасен от плена герцогом Вильгельмом (15).

Вильгельм убедил его поклясться на ковчежце с мощами святых, что в случае смерти короля Эдуарда Харольд поддержит притязания Вильгельма на Английский трон. Харольд дал клятву, став в глазах нормандцев вассалом Вильгельма. „И тут же,— как повествует летопись,— дуб, под которым Харольд произнес клятву, засох от корня до макушки" (16).

 

После смерти короля Эдуарда сам Харольд был спешно помазан на царство в нарушение таким образом клятвы, данной Вильгельму. Нарушение клятвы Харольд оправдывал тем, что король Эдуард, будучи на смертном одре, изменил свое завещание в его пользу; однако в глазах Вильгельма Харольд был клятвопреступником и „узурпатором". Разумеется, "праведный гнев" Вильгельма был чистейшим лицемерием, ибо вступлением на свой кровавый путь к власти он нарушал присягу своему господину—королю Франции. Тем не менее мнение Европы, и главное Папы Римского и германского императора, было на стороне Вильгельма.

 

У Папы были свои причины для поддержки Вильгельма. В 1052 голу архиепископ Кентерберийский Роберт, нормандец по происхождению, бежал из Англии ввиду того, что борьба английской и нормандской партий при дворе склонилась в пользу англичан. При бегстве он забыл взять свой паллиум (омофор), который с согласия короля был передан архиепископу Винчестерскому Стиганду, ставшему архиепископом Кентерберийским вместо Роберта. Это вызвало гнев Папы, который заклеймил Стиганда как антиканонического узурпатора. Второй раз в своей истории англичане отказались подчиниться Папе (17). Таким образом, начиная с 1054 года вплоть до формального низложения Стиганда папскими легатами на лже-соборе в Винчестере в 1070 году Англия пребывала в расколе и под запрещением римского первосвященника, который сам вместе со своими приверженцами пребывал в расколе с Православной церковью Востока (18).

 

По иронии судьбы архиепископ Нормандии Маврелиус был в нарушение всех канонов назначен самим герцогом Вильгельмом, который установил такой контроль над церковью, как ни один европейский правитель до него (19). Однако Папа смотрел сквозь пальцы на это нарушение его прерогатив (равно как и на неканоничный брак Вильгельма) в обмен на военную поддержку против Византии и Англии. В 1059 году Папа дал благословение Вильгельму именем св. ап. Петра на завоевание греческих колоний в Южной Италии (20). Когда же это завоевание было завершено, войска Вильгельма оккупировали Грецию (в 1080-х годах), а затем во время Первого крестового похода вторглись на Ближний Восток, где основали нормандское королевство Антиохию. Все это случилось потому, что нормандцы были большевиками Европы XI-го века — военным правым крылом тоталитарной революции, победившей в Риме в 1054 году.

Итак, в начале 1066 года Вильгельм начал собирать мощную армию со всех стран Западной Европы для подготовки фактически первого крестового похода еретического Рима против Православной церкви. Весь драматизм этого судьбоносного года заключался в том, что перед народами Европы стоял выбор пути на века. Ибо если бы англичане разбили нормандцев, то, очевидно, не произошли бы нормандские завоевания во всей остальной Европе и сила „реформированного" папства резко пошла бы на убыль, уступив силам истинной Римской империи.

Но Святое Провидение судило иначе, ибо за грехи свои западные народы стали недостойны бесценного жемчуга Святого Православия, который был куплен ими ценой самоотверженного энтузиазма в течение многих веков до этого.

Тем не менее, король Харольд начал править так, как будто он действительно хотел разделаться с грехами прошлого. Флоренс Уорсестерский пишет, что он „немедленно начал упразднять несправедливые законы и устанавливать новые, справедливые; стал покровительствовать храмам и монастырям; с особым уважением относился к епископам, аббатам, монахам и клирикам; во всем выражал свое благочестие, был смиренным и снисходительным перед достойными, но жестоко карал преступников; графам, олдерме-нам, шерифам приказал заключать в тюрьму всех воров, грабителей и возмутителей спокойствия в королевстве. Он объезжал свои владения и по морю и по суше, чтобы лично наблюдать за охраной порядка в королевстве" (21).

 

В течение весны и лета, пока комета Галлея зловеще украшала ночное небо, две армии постепенно накапливались по обеим сторонам Ламанша. Пока Вильгельм строил большой флот для переправы через Ламанш, король Харольд держал свою армию в постоянной готовности вдоль всего южного берега Англии. К сентябрю Вильгельм был готов сражаться, однако противные ветры задержали его во французских портах. Но и королю Харольду пришлось распустить своих людей по домам для сбора урожая. Английское побережье было теперь опасно обнажено, и 27 сентября, воспользовавшись переменой ветра, Вильгельм начал погрузку на корабли.

В довершение всего норвежский король Харальд Хардраада (Харальд Суровый) при поддержке бежавшего из Англии брата английского короля Харальда Тостига вторгся в Нортумбрию. Согласно средневековому исландскому историку Снорри Стурлусону, в то время когда норвежский король Харальд готовился к вторжению в Англию, ему приснился сон, что он будто бы был в Трондхайме и встретил там своего сводного брата святого Олафа, который сказал ему, что он одержал много побед и умер, достигнув святости, потому что не оставлял Норвегии. И теперь он боится, что брат его Харальд идет навстречу своей смерти. „И волки будут терзать твое тело,— сказал святой Олаф,— и не возлагай за это вину на Бога". Снорри пишет, что „о многих других снах рассказывали тогда и о других видениях, по большей части неблагоприятных" (22).

Разбив английских графов Эдвина и Моркара в битве при Гэйт Фулфорд, 20 сентября, норвежский король с триумфом вступил в Йорк, жители которого (главный образом выходцы из Скандинавии) не только сдались ему, но и изъявили желание идти с ним на юг против всей остальной Англии (23). Это последнее бесчестное предательство, совершившееся в том самом городе, где 760 лет до того римские легионеры провозгласили императором Константина Великого, основателя Христианской Римской империи, это предательство, по-видимому, и решило судьбу Православной Англии.

 

Однако тогда, 25 сентября, после феноменально быстрого марш-броска от Лондона английский король Харольд прошел через Йорк и еще 7 миль к Стэмфорд Бридж, где расположились лагерем норвежские войска, войска бунтовщиков и фламандские наемники. В результате длительного сражения, в котором обе стороны понесли большие потери, норвежская армия была разбита, а Харальд Хардраада и Тостиг были убиты. Манускрипт „С" Англосаксонской хроники кончается этим победным финалом. Но то еще не был финал в плане Божественного Провидения.

1 октября во время празднования в Йорке этой победы король Харольд получил известие о высадке Вильгельма в Пивенси, на южном побережье. Хотя с точки зрения военной стратегии было бы благоразумнее дать отдых войскам и начать собирать отовсюду большое подкрепление, дав тем временем возможность Вильгельму отойти от своей базы в глубь страны с тем, чтобы перерезать его коммуникации, Харольд, однако, решил повторить ту же тактику марш-броска и стремительного удара, которая блестяще оправдала себя в борьбе с норвежцами. Итак, он направил свои войска назад к Лондону.

По пути он остановился в Уолтхэме, небольшом монастыре, который он сам основал с тем, чтобы в нем пребывала величайшая святыня Английской церкви — Черный крест Уолтхэма. Этот крест был найден в земле по указанию Божественного Откровения, бывшего скромному священнику в Монтакьют (графство Соммерсет). Крест поместили на повозку, запряженную быками. Но быки не тронулись с места, пока не было произнесено слово „Уолтхэм". После этого быки сами пошли прямо к Уолтхэму, который был расположен далеко от того места, на другом конце страны. Во время этого путешествия произошло 66 случаев исцеления больных. В конце концов повозка остановилась на том месте, где потом король Харольд основал монастырь (24).

 

Всего лишь за несколько дней до получения известия о высадке Вильгельма король Харольд проходил через Уолтхэм во время похода на Йорк и молился перед Черным крестом. Во время этой остановки он получил доброе известие от аббата Этельвайна из Рэмси, которому явился во сне святой король Эдуард Исповедник. Святой Эдуард поведал аббату о тяготах как душевных, так и физических, которые претерпевает король Харольд, о его самоотверженном стремлении спасти королевство и о том, что в настоящее время король страдает от сильной боли в ноге. Св. Эдуард предсказал, что по его молитвам перед Престолом Всевышнего победа будет одержана и что боль в ноге пройдет. Подбодренный этим известием король излечился от болезни ноги и, как мы видели, одержал победу (25).

Не то было на обратном пути. Решив незамедлительно идти против нормандцев, Харольд „вошел в храм Святого креста, поставил на Святой Престол ковчежец со святыми мощами, который имел в своей походной церкви, и стал молиться перед крестом, дав клятву, что, если Богу будет угодно даровать ему победу, он принесет в дар этому храму несметные сокровища и множество священников будут совершать здесь богослужения, и что сам он будет служить Господу как последний Его раб. Священники, которые сопровождали короля, и другие люди были в это время у дверей храма, в котором король молился, распростершись на земле перед крестом и раскинув руки наподобие креста —  молился Распятому Богу. И вот произошло необычайное чудо. Лик Господа на Распятии с глазами, направленными вверх, вдруг наклонился вниз, как бы печально глядя на распростертого на земле короля. Дерево знало будущее! Алтарник Теркил говорил, что он ясно видел это своими глазами в то время, когда он собирал оставленные в алтаре королевские дары. Я слышал это из его собственных уст. А другие говорили мне, что они видели Лик Господа на Распятии, направленный прямо с глазами устремленными вверх. Но никто, кроме Теркила, не видел, как лик наклонился. Когда братия монастыря узнали об этом печальном предзнаменовании, они послали двух старейших и благочестивейших монахов Оузгуда Кноппе и Эйлрика Чилдемей-стера в сопровождении некоторых других вместе с войском к месту битвы для того, чтобы, когда она завершится, позаботиться о телах короля и христианских воинов и, если Богу будет угодно, привезти их в Уолтхэм" (26).

5-го октября Харольд был уже в Лондоне со своей изможденной армией. Согласно здравому смыслу, необходимо было остаться здесь до прибытия подкреплений из разных концов страны. Вместо этого, к общему удивлению историков XI и ХIIго веков, король всего лишь после нескольких дней отдыха совершил форсированный марш 50-60 миль к югу, не дожидаясь подкрепления. Какова была причина такой очевидной и страшной тактической ошибки?

 

Дэвид Ховарт убедительно доказывает, что причина в том, что, прибыв в Лондон, Харольд впервые узнал (от посланника Вильгельма), что он и его сторонники были отлучены Папой от Церкви и что Вильгельм шел на сражение по благословению Папы и под знаменем Папы, и что на шее у него в золотом футляре был подвязан зуб святого апостола Петра. Это означало, что Харольд вступил в войну не только против Вильгельма, но и против Папы. Явилось сомнение в том, поддержит ли его церковь, армия и народ при таких обстоятельствах? В лучшем случае они будут деморализованы и потеряют уверенность в своей правоте и победе. Таким образом, если принимать сражение, то принимать его немедленно, не теряя ни дня до того, как просочатся слухи об анафеме. Во всяком случае, если бы битва была выиграна, то появилось бы, достаточно времени оспорить решение Папы, объявить его пародией на справедливость и просто игнорировать его.

 

Итак, все теперь стало как бы личным делом короля и вопросом его совести. И оставалось только обратиться лично к Богу и просить Его Суда. „Пусть Бог рассудит между мной и Харольдом",— говорил Вильгельм. Таким образом, Харольд был как бы приглашен на конечный суд и не мог избежать его. Для того, чтобы Бог мог совершить Свой Суд, Харольд лично должен был принять вызов Вильгельма.

"Он выступил из Лондона вечером 12 октября. С ним было несколько его друзей, которые знали о случившемся и все же верили ему; Гирт и его брат Леовайн, племянник Хароль-да Хакон, которого он выручил из Нормандии, два каноника из Уолтхэма, которые чувствовали себя весьма неспокойно, зная о чуде в Уолтхэме, два престарелых уважаемых всеми аббата, которые носили вериги, и, вероятно, в отдалении за Харольдом следовала Эдит Лебединая Шея, мать его сыновей. Он вел армию, которая ничего не знала, часть своих придворных и небольшое подкрепление, которое успело прибыть в Лондон. Северные графы с ожидаемым большим подкреплением не успели прийти, а он не мог ждать. Он вторично прошел через Лондонский мост и на этот раз направился по Дуврской дороге к Рочестеру, а затем по боковой римской дороге — на юг через Андредсвальд. Лес уже был в осеннем золоте и дороги были покрыты опавшими листьями. У старой яблони на распутье дорог вблизи Гастингса была назначена встреча с отрядами из Кента и Сас-секса. Харольд достиг этого места 13 октября в пятницу, полный решимости встретить свою судьбу. Если верить римским анналам, то здесь при подготовке армии к битве стал распространяться слух об отлучении короля и всех, кто будет сражаться на его стороне" (27).

Единственное тактическое преимущество, на которое надеялся Харольд — внезапность — было потеряно: Вильгельм узнал о его приближении.

 

Итак, согласно Англосаксонской хронике, „Вильгельм внезапно появился перед Харольдом утром 14 октября, прежде чем его войска были построены в боевой порядок.

Тем не менее, король сражался очень храбро вместе с теми кто остался на его стороне, и великое кровопролитие было с обеих сторон. Король Харольд был убит, и вместе с ним Леовайн, его брат, и граф Гурт, его брат, и много достойных людей. Поле кровавой битвы осталось за французами - Бог даровал им победу за грехи английского народа" (28).

Почему автор хроники пишет: "… вместе с теми, кто остался на его стороне"? Потому что многие отошли от него, услышав об анафеме Папы. И все же многие остались, включая нескольких служителей Церкви. Почему они остались, зная, что они потеряют не только жизнь, но если анафема действительна, то и бессмертную душу? Вероятно, мало кто знал о расколе 1054 года между Римом и Константинополем и о богословских дебатах касательно филиокве, использования пресного хлеба за литургией, а также касательно декларируемого Папой его господства над Вселенской Церковью, что и привело в 1054 году к окончательному расколу между Восточной и Западной церквами. Еще меньше могло быть таких, которые пришли бы к твердому убеждению в правоте Константинополя и неправоте Рима. То, что Харольд совершил клятвопреступление, взойдя на трон, было общим мнением, и все же они оставались с ним.

Те, кто последовал за королем Харольдом, те англичане, которые сражались и умирали при Гастингсе, повиновались чувству сердца, а не холодному рассудку. Их сердца говорили им, что каковы бы ни были грехи короля и народа, он все же был их король и это был их народ. Не может же Бог хотеть от них, чтобы они предали и того и другого в минуту крайней нужды, во время борьбы не на жизнь, а на смерть с безжалостным иностранным завоевателем. Может быть, им припомнились слова аббата Элфрика, который писал в период царствования несчастного короля Этельреда: „Народ имеет право выбирать такого короля, какого хочет; но после того, как он помазан на Царство, он властвует над народом и народ не имеет право сбросить это иго со своей шеи" (29). А архиепископ Вульфстан писал: „Какими путями Бог посылает мир и благоденствие бедным Его рабам? — Только через Христа и через христианского короля"30. Нет сомнения, что сторонниками короля Харольда руководило благодатное чувство преданности Помазаннику Божьему, ибо англичане продолжали высоко чтить принцип монархии, в то время как в других частях Европы он был уже подорван папизмом (31).

 

Не исключено, что сторонники короля вспомнили и также, что этот день—14 октября—был днем св. Каллиста, Римского Папы III века, которого многие христиане его времени (включая св. Ипполита) считали раскольническим анти-папой. Если тот Папа мог считаться схизматиком, то не с большей ли вероятностью можно считать схизматиком этого Папу, который находился под анафемой Вселенской Церкви Константинополя, пытался низвергать королевства таким же образом, как низлагал поместные церкви, и который благословил военное вторжение в мирную христианскую страну непрошеных иностранцев? А если так, то не они ли, нормандцы, были действительными схизматиками в отличие от истинных христиан, отказавшихся подчиняться ложным декретам и анафемам? Как бы то ни было, после битвы при Гастингсе мало кто из бежавших из страны англичан выбрали Рим, который ранее был традиционным местом убежища для английских изгнанников. На этот раз большинство бежало в Новый Рим — Константинополь, и Третий Рим — Россию.

 

После победы при Гастингсе Вильгельм как бы убедился, что Бог решил спор между ним и Харольдом в его пользу. Однако даже его нормандские епископы не были в этом столь уверены. Поэтому синодальным постановлением 1070 г. (которое сэр франк Стентон характеризует как „примечательный эпизод" (32) в жизни Церкви) они наложили епитимью на всех, кто сражался на стороне Вильгельма в этой битве — несмотря на то, что сражались они по благословению Папы!

Поведение Вильгельма после битвы было беспрецедентно жестоким и гнусным. В частности, он отказался отдать тело короля Харольда (над которым надругались нормандцы разрубив его на части) его матери, хотя та предлагала ему столько золота, сколько весит тело. В конце концов монахи Уолтхэма с помощью бывшей любовницы короля Эдит Лебединая Шея нашли тело и якобы похоронили его в Уолтхэме (33).

Распространялись слухи, что Харольд не погиб, а спасся и живет отшельником в Честере. Другие говорили, что он похоронен на юге, на побережье, которое он не смог защитить от вторжения- Был ли он действительно похоронен в Уолтхэме — неизвестно; во всяком случае могила его не была найдена там, несмотря на тщательные розыски. В настоящее время мы располагаем убедительным доказательством того, что разрубленное на куски тело, покоящееся в дорогом гробу и обнаруженное в домашней фамильной церкви Годвина в Бошэме 7 апреля 1954 года, и есть тело последнего православного короля Англии. (34)
После битвы Вильгельм со своим войском медленно продвигался зигзагами через графства Кент, Суррэй, Хэмлшир; переправился через Темзу вблизи Уолингфорда, направился к Беркхэмштэду, к северу от Лондона.

На пути к Лондону близ монастыря Первомученика Британского Святого Албана дорога, как пишет Маторей Парижский, „оказалась заваленной поперек множеством больших деревьев. Послали за аббатом монастыря и стали требовать у него объяснений. Глядя в глаза Вильгельму, аббат мужественно и откровенно признался: „Я исполнил долг, возложенный на меня моим происхождением (он был королевской крови); и если бы каждый такой же знатный человек, как я, и каждый моего звания и положения поступил точно также, что они вполне могли бы сделать, то ты бы не смог так далеко углубиться в эту страну". Вскоре тот же аббат Фредерик встал во главе партии, пытавшейся принудить Вильгельма править как надлежит саксонскому принцу, т.е. согласно древним законам и обычаям, или же поставить вместо него правителем Эдгара Этелинга. Вильгельм согласился вначале, и на Великом Соборе в Беркхэмштэде поклялся на мощах св. мученика Албана, что он будет соблюдать эти законы. Текст клятвы был написан аббатом Фредериком. Однако в конце концов Вильгельм стал достаточно силен для того, чтобы пренебречь любыми мерами, ограничивающими его произвол. И он не поколебался нарушить клятву. Несчастный Харольд с большим трудом решился на подобное. Итак, Вильгельм еще более усилил свою власть и свирепость. Как и следовало ожидать, обитель Святого Албана в первую очередь пострадала от его мести. Он отнял у нее все земли между Барнетом и Лондонстоуном; и его с трудом отговорили от намерения сравнять монастырь с землей. Всего этого не вынес аббат Фредерик и умер от горя в монастыре Эли, куда он был вынужден бежать" (35).

 

В ноябре Завоеватель остановился в аббатстве Кентербери, откуда архиепископ Стиганд бежал для того, чтобы организовать национальное сопротивление в Лондоне. Как-то ночью некоторые из братии видели святителя Данстана, покидающего его церковь. Когда они пытались задержать его, он сказал:  "Я не могу оставаться здесь из-за вашего греховного поведения и преступлений, чинимых в моем храме" (36). Первая церковь королевства ненадолго пережила уход из нее святителя Данстана - 6 декабря 1067 года она была сожжена дотла...

Вильгельм продолжал свое шествие по стране, систематически подвергая все вокруг разорению и уничтожению. В начале декабря он был уже в Саутварке, сжег его, оттеснил войска принца Эдгара на Лондонском мосту.

 

С английской стороны был допущен ряд ошибок и компромиссов. Первым таким актом было вручение Вильгельму ключей от города Винчестера вдовой короля Эдуарда Исповедника и сестрой короля Харольда. А архиепископ Стиганд подчинился ему в Уолингфорде. Затем в Беркхэмштэде, согласно Англосаксонской хронике, „он был встречен архиепископом Олдредом (Йоркским), принцем Эдгаром, графом Эдвином, графом Моркаром и всеми лучшими людьми Лондона, которые подчинились ему из-за необходимости". Наконец, в день Рождества Христова (Сколь судьбоносен был этот день для английской истории!) он был коронован архиепископом Олдредом (потому что архиепископ Стиганд, короновавший короля Харольда, был объявлен схизматиком), и перед тем, как Олдред возложил на Вильгельма корону, тот поклялся на Евангелии, что будет править народом согласно наилучшим примерам его предшественников, если только народ будет верен ему" (37).

Лондонцы тоже страдали от своего нового хозяина. Во время коронации (служба коронации в Англии была составлена св. Данстаном по византийскому образцу и кроме Англии использовалась еще в Венгрии). Архиепископ Олдред спросил сначала англичан по-английски, согласны ли они, чтобы Вильгельм был их королем. Они ответили согласием. Потом Джефри, епископ Каутанский, обратился к нормандцам с тем же вопросом по-французски. Когда они тоже ответили согласием, то солдаты, охранявшие аббатство, напуганные громкими криками, стали поджигать город.

 

Профессор Аллен Браун пишет: „Ордерик Виталис весьма живо описывает панику, которая распространилась в храме как среди мужчин, так и женщин всех сословий, и как они бросились, давя друг друга, к дверям. Немногие остались до конца коронации. А сам король Вильгельм дрожал крупной дрожью. Действительно, для Вильгельма это мог быть один из самых ужасных моментов его жизни. Он без колебания верил в свое право на Англию, и, казалось бы, Бог подтвердил это право на поле Гастингса. И вдруг сейчас, в самый момент помазания его на царство, когда Благодать Божия должна была сойти на него и сделать его королем и священником, поднялся великий шум, и окна собора осветились пламенем, и люди вокруг бежали" (38).

После завершения торжеств Завоеватель обложил население очень тяжелым налогом. Затем, отдав приказ строить замки по всей стране, он вернулся в Нормандию, захватив с собой всех знатных людей Англии в качестве заложников. В декабре 1067 года он вернулся и быстро подавил восстания в Кенте и Хартфоршире. Затем произошло более мощное восстание в Иксетере. Туда он двинул соединенные войска нормандцев и англичан, и после восемнадцатидневной осады город сдался. За этим последовало усмирение кельтов в Корнуолле и захват городов Глостер и Бристол.

Тем временем на севере крепло сопротивление, консолидирующееся вокруг графа Моркара, которому было разрешено вернуться из Нормандии, вероятно, по ходатайству шотландского короля Малькольма (который приютил у себя принца Эдгара и был женат на его сестре Маргарет) и датского короля Свейна. Проведя Пасху в Винчестере, Вильгельм быстро двинулся на север, где построил замки в Вар-вике и Йорке, подчинил себе местных магнатов и заключил договор с королем Шотландии. Затем он повернул на юг и подчинил себе города Линкольн, Хантингдон и Кембридж.

Но 28 января 1069 года один из нормандцев, которого Вильгельм сделал графом части Нортумбрии к северу от Тисы, подвергся нападению на одной из улиц Дурхэма и был заживо сожжен в доме епископа Этельвайна. За этим последовало восстание в Йорке, и принц Эдгар приготовился двинуться из Шотландии, чтобы присоединиться к восставшим. Вильгельм, однако, реагировал быстро. Он рассеял осаждавших замок Йорк, жестоко расправился с восставшими и сделал Госпатрика графом этой области. Летом 1069 года Вильгельм вернулся в Нормандию. Но почти немедленно после его отъезда датский флот, состоящий примерно из двухсот сорока кораблей, вошел в устье реки Хумбер. Соединившись с Эдгаром, Госпатриком и Уолтхеофом, датчане разгромили нормандский гарнизон в Йорке и стали лагерем на южном берегу Хумбера, укрепив остров Аксхолм.

 

Все это послужило сигналом к восстаниям в Дорсете на границе с Уэльсом (под предводительством Эдрика по прозвищу Дикий). Великий французский историк Тьерри так описывает нормандскую кампанию по подавлению сопротивления:

„Армия Завоевателя была распределена большими отрядами на территории в сотни миль, и они прочесывали эту территорию во всех направлениях. Следы их прохождения отпечатывались глубоко. Историки прошлого повествуют, что от Хумбера до Тайна не осталось ни клочка возделанной земли, ни одной неуничтоженной деревни. Монастыри, пережившие набеги язычников-датчан, такие, например, как монастырь Св. Ап. Петра в Виаре и женский монастырь Витби, были осквернены и сожжены. К югу от Хумбера, согласно свидетельству историков, разрушение было не меньшим. Эти историки повествуют в своей эмоциональной манере, что между Йорком и Восточным морским побережьем все живое было уничтожено от человека до скота. Исключение составляли только те, кто нашел убежище в храме Святителя Иоанна (архиепископа Йоркского 721г.) в Беверли. Святитель Иоанн был по национальности англосаксом. И вот при приближении неприятеля множество мужчин и женщин со всем, что у них было наиболее ценного, сгрудились вокруг храма своего прославленного Богом соотечественника в надежде, что его молитвы перед Престолом Всевышнего спасут их жизнь и имущество. В то время лагерь нормандцев располагался в семи милях от Беверли. Распространились слухи, что в храме Святителя Иоанна укрываются наиболее богатые граждане и что вообще в этом храме собраны несметные сокровища. Тогда группа разбойников-авантюристов, которые в современной исторической литературе величаются „рыцарями", бросилась туда под командованием некоего Таустэйна, чтобы первыми завладеть сокровищами. Они вошли в Беверди, не встречая сопротивления, подошли к церковному двору, в котором собралась обезумевшая от ужаса толпа, и двинулись за ограду заботясь о сохранности самого архиепископа не более чем о саксонцах, прибегших к его помощи. Главарь бандитов Таустэйн заметил одного престарелого англичанина на котором были золотые браслеты по обычаю знатных людей его нации, и поскакал к нему с обнаженным мечом. Испуганный человек бросился в храм. Таустэйн преследовал его. Но едва его конь переступил порог храма, как тут же поскользнулся на каменном полу притвора и сбросил седока, который разбился насмерть. Увидев умирающего командира, нормандцы повернули назад. Их воображение было потрясено страшным примером могущества святого Иоанна из Беверли. И впоследствии, когда армия проходила через город, никто уже не осмеливался испытать на себе возмездие святого. Таким образом, только территория, принадлежащая этой церкви, оставалась населенной жителями в самом центре разгромленной страны.

...Голод, этот верный помощник завоевателей, следовал за ними по пятам. Сначала (с 1067 г.) голод охватил только те провинции, которые были ранее опустошены Завоевателем. Но, начиная с 1069 г., он распространился по всей Англии и являлся во всем ужасе своем сразу же по вторжении войск в новые провинции. Жители провинции Йорк и территории к северу от нее, съев оставленных нормандцами на дорогах лошадей, прибегли к людоедству. Более 10000 человек всех возрастов умерли от голода в этих районах" (39).

Армия разбойников вдруг стала „воцерковляться". Завоевателем были основаны новые монастыри с монахами из Нормандии. Другим способом „воцерковления" было вырезать английских монахов в старых сохранившихся монастырях и заселять их нормандцами. Так, например, в Стоуне близ Стаффорда на Тренте, как пишет Тьерри, „была небольшая обитель, где две монахини и один священник проводили дни в молитве саксонскому святому Вулфедую Все трое были убиты неким Енисантом, солдатом нормандской армии. „Енисант, — повествует легенда, — убил священника и двух монахинь с тем, чтобы отдать церковь своей сестре, которую он привез с собой" (41).

Профессор Дуглас пишет: „Военная кампания XI века была не просто и очевидно жестокой, но ее методы были беспрецедентны по жестокости и непростительны даже с точки зрения тех, кто во всем остальном были жаркими почитателями короля. „Я более склоняюсь, — писал один из нормандских монахов, — к тому, чтобы соболезновать бедам и страданиям несчастного народа, чем к тому, чтобы затушевать, прикрыть лестью вину того, кто повинен в этом страшном кровопролитии. Вина в этом варварском избиении не может остаться без наказания". Автор из Северной Англии приводит более точные подробности ужасных событий катастрофы и вспоминает о гниющих и разлагающихся трупах, валявшихся на больших дорогах пострадавшей области. За этим неизбежно последовала эпидемия чумы, и летописец из Ившэма рассказывает, как беженцы, бывшие в крайней стадии обнищания, заполнили маленький город. Все это нельзя отнести к риторическим преувеличениям, так как 20 лет спустя в Земельной Книге (т.н. „Думзди Бук") отражены последствия этого ужасного нашествия, причем имеются свидетельства, что разгром продолжался вплоть до царствования Стефана..." (42).

Архиепископ Йоркский Олдред умер от разрыва сердца 11 сентября 1069 года в своей сожженной епархии. Но перед этим он пришел к Вильгельму и публично проклял его за нарушение клятвы, данной при коронации.

 

Вульфстан, епископ Уорсестерский, самый знаменитый из английских епископов, аскет и чудотворец, сопровождавший короля Харольда в его походе на север в 1066 г., смиренно признал правление Вильгельма Завоевателя. Теперь он был послан для умиротворения Честера, т.к. он был единственным епископом, которого мог бы послушать народ этой северо-западной области, последней не завоеванной еще нормандцами. Капитуляция Честера более чем что-либо означала конец английского сопротивления. До тех пор пока многочисленные отряды беженцев продолжали сопротивление (особенно в болотистых местностях Линкольншира и Кембриджшира под предводительством Херворда Уэйка), имелась возможность консолидации общенационального сопротивления вокруг такой личности, как Вульфстан. Ниже мы увидим, что аскетизм Вульфстана не во всем был истинно православным, что и повлекло за собой подчинение узурпатору; а его хиротония в присутствии папских легатов, возможно, послужила причиной его раболепства перед лже-папой. Но мы увидим, что и Вульфстан совершил впоследствии решительный акт неповиновения...

Прежде чем отойти от событий на севере, необходимо вспомнить о влиянии на них величайшего святого севера — святителя Кутберта (†687). После насильственной смерти Роберта Комина, наместника Вильгельма в Дурхэме, Вильгельм снарядил новую военную экспедицию для восстановления порядка. Однако могущество св. Кутберта, наводившее в свое время ужас на нечестивых королей, не оставило его народ и на этот раз.

 

„Экспедиция, — пишет С. Дж. Стрэнкс, — повернула назад из-за густого тумана, посланного св. Кутбертом для спасения народа. Испуганные монахи решили укрыться в монастыре Линдесфарне, взяв с собой, разумеется, мощи своего святого. Когда они достигли побережья напротив острова, настала ночь и началась буря. Казалось, что путь отрезан, т.к. волны покрыли дамбу, соединяющую берег с островом. Монахи были усталыми и напуганными и не знали, что делать. И вдруг чудесным образом, как им показалось, море отступило и дорога к острову открылась... В Линдесфарне монахи оставались недолго и вернулись в Дурхэм к началу Великого поста в 1070 г. Два года спустя сам Вильгельм Завоеватель испытал на себе могущество святителя Кутберта. Он ненадолго остановился в Дурхэме на обратном пути из Шотландии для того, чтобы начать здесь строительство замка. Возможно, он узнал о том, как монахи пытались укрыться в Линдесфарне, взяв с собой св. мощи. Поэтому он заставил монахов поклясться, что св. мощи действительно находятся в Дурхэме. Но и этого было для него недостаточно. Он повелел открыть раку со святыми мощами в день Всех Святых, угрожая, что если не найдет там мощей, то все насельники монастыря будут казнены . Наступил день Всех Святых. Началась Божественная литургия. И внезапно с королем случился сильнейший приступ лихорадки. Очевидно было, что святой разгневался на короля за его дерзость. Испуганный король покинул храм, вскочил на коня и не останавливался, и не оглядывался до тех пор, пока не пересек реку Тис, границу области святителя Кутберта" (43).

В 1071 году последние остатки сил сопротивления, возглавляемые графами Эдвином, Моркаром, Сивардом и епископом Дурхэмским Этельвайном, укрылись в монастыре на острове Элм в Восточной Англии. Отсюда под предводительством Херворда Уэйка совершались частые набеги на отряды Вильгельма. Когда об этом узнал Вильгельм, он осадил монастырь и начал строительство дамбы от побережья к острову. Однако люди Херворда оказали сильнейшее сопротивление. Тогда „христианнейший король" Вильгельм прибег к гнуснейшей тактике. Он призвал колдунью, посадил ее в башню, возвышавшуюся над стенами укрепленного острова, и приказал ей читать заклинания по-английски. Но и это не помогло. Англичане предприняли успешную вылазку, колдунья упала с башни и сломала себе шею. В конце концов Вильгельм овладел укреплением, благодаря предательству игумена и монахов (и с ведома графа Моркара). „Считая своим священным долгом,— говорится в Книге Эли,— сохранить в целости храм Господа и Святой Этельдреды, монахи пришли к соглашению с Вильгельмом и в обмен на обещание сохранить монастырь и подтвердить пвава на его владения они тайно провели нормандцев в мятежную крепость" (44).

Херворд и его люди бежали, но другие не были столь удачливы. Как пишет Кейтли, „многим пришлось усомниться в правильности мысли о сдаче крепости. Король приказал привести к нему всех защитников, сначала начальников, потом тех, кто имел звания или известность. Одни были отправлены в пожизненное заключение (среди них обманутый Моркар, Сивард и епископ Этельвайн); другим выкололи глаза или отрубили ноги или руки. Вильгельм редко приказывал повесить, предпочитая дать людям время для раскаяния. Большинство незнатных людей он оставил без наказания. Потом, чтобы быть уверенным в том, что Эли его больше не побеспокоит, он приказал построить замок на монастырской территории (его валы еще сохранились)..." (45)

Войдя в аббатство, он держался подальше от раки св. Этельдреды и издали бросил слиток золота на ее алтарь: он не осмелился подойти ближе, боясь, что Бог покарает его за то зло, которое он причинил этому святому месту. И правильно сделал, ибо, хотя монахи сохранили свои владения и своего английского игумена, Вильгельм скоро нашел предлог обложить монастырь огромной данью, в результате чего пришлось продать почти все драгоценные украшения храма. Не досчитавшись нескольких монет при очередном сборе дани, король счел это удобным предлогом для того, чтобы еще больше увеличить сумму дани, и тогда монастырь потерял и те немногие ценности, которые еще оставались. „Даже после этого, — сетует Книга Эли, — никто и монастыре не верил, что их оставят в покое. И они оказались правы"4^.
После ряда дальнейших приключений Херворд в конце концов помирился с Вильгельмом. Однако другой английский вождь, граф Уолтхоф, не был столь удачлив. Он присоединился к заговору недовольных нормандцев и саксонцев. Мятежники потерпели поражение, и граф был казнен, успев прочесть молитву Господню только до слов „и не введи нас во искушение". Казнь состоялась в Винчестере. Похоронен он был в Краулэнде, и, как сообщает игумен Вулфкетил Краулэндский, на его могиле совершались многие чудеса. Однако прославление его как святого было запрещено нормандскими властями. Вулфкетил был судим на Соборе в Лондоне за идолопоклонство, лишен сана и сослан в Гластонбери...

 

Теперь мы переходим к последнему акту трагедии — к печати лже-папы на всем происшедшем.

„В неделю после Пасхи, — пишет Тьерри, — исполняя просьбу Вильгельма, в Англию прибыли три папских легата (впервые после 787г.) — Ерменфени, епископ Сиеннский, кардиналы Иоанн и Петр. Нормандцы строили большие планы относительно этих посланников своего союзника Папы. Вильгельм держал их у себя в течение целого года, оказывая им всяческие почести (пишет древний историк), как если бы они были ангелами Божьими.

Во время голода, который во многих областях косил саксонцев тысячами, в укрепленном дворце Винчестера устраивались блестящие празднования. Римские легаты вновь возложили корону на голову Вильгельма для того, чтобы снять проклятие, тщетно произнесенное против Вильгельма архиепископом Йоркским Олдредом.

После празднества в Винчестере была созвана грандиозная ассамблея в составе нормандцев (мирян и священников), присвоивших себе земли и богатства. На эту ассамблею приказано было явиться и представителям саксонцев. Стиль разосланных циркуляров не оставлял сомнений в характере постановлений этого „великого совета" (как он был назван): „Хотя Церковь Рима, — писали легаты, — имеет право наблюдать за поведением всех христиан, Она уделяет особое внимание рассмотрению вашей морали и образа жизни. Тех, кого Она ранее учила вере во Христа, теперь необходимо излечивать от последствий упадка этой веры. Чтобы осуществить над вами наше благотворное наблюдение, мы, посланники благословенного апостола Петра и уполномоченные представители нашего Папы Александра, решили держать с вами совет, так как мы узнали о плохих делах, творящихся в винограднике Божием, и намереваемся теперь засадить этот виноградник делами, полезными как для тела, так и для души".

Истинный смысл этих мистических слов был в том, что Завоеватель в согласии с Папой решил лишить всякой власти высшее духовенство английского происхождения; а миссия легатов состояла в том, чтобы придать религиозную окраску этим чисто политическим стремлениям Завоевателя. Прелатом, которому они нанесли первый удар, был Стиганд, архиепископ Кентерберийский, который осмелился призвать к оружию против Завоевателя и потом отказался помазать его на царство. Это были его реальные „преступления". Но приговор о его смещении основывался на других, более „высоких" предлогах (пользуясь словарем древних историков). Было выставлено три обвинения, согласно которым его архиепископство было признано недействительным: во-первых, он занял кафедру архиепископа при жизни архиепископа Роберта, нормандца по происхождению, изгнанного саксами; во-вторых, он возложил на себя омофор архиепископа Роберта (забытый им при бегстве); наконец, в-третьих, он получил свой собственный омофор из рук Бенедикта X, который был низложен и затем отлучен от Церкви побелившим его соперником.

Как только друг короля Харольда и его страна были, говоря языком того времени, срублены каноническим топором, принадлежащие ему владения были поделены между королем, королевой и епископом Бойе. Как с архиепископом Стигандом, расправились и с английскими епископами, безупречными с точки зрения канонов. Александр, прелат Линкольна, Эгельмар, прелат Восточной Англии, Эгельрик, прелат Сассекса, ряд других епископов и игуменов главнейших монастырей были одновременно низложены. После того, как приговор об их низложении был зачитан, их заставили поклясться на Евангелии в том, что они признают себя низложенными по закону и навсегда и не будут протестовать против своих преемников, кто бы они ни были. Затем их под вооруженной охраной развезли в разные крепости и монастыри, ставшие их тюрьмой. Тех, кто ранее были монахами, отсылали в их монастыри, официально объявляя, что они уходят туда добровольно, испытывая отвращение к миру и желая увидеть друзей своей юности. Так иноземная власть сочетала осмеяние с насилием. Саксонское духовенство не осмелилось противостоять своей судьбе. Стиганд бежал в Шотландию. Эгелсиг, игумен монастыря Св. Августина, отплыл в Данию и был вытребован обратно рескриптом Завоевателя, как „беглец короля". Только Эгельвин (Этельвайн), епископ Дурхэма, в момент своей отправки в ссылку торжественно проклял угнетателей своей страны, объявив их навсегда отлученными от общения христиан, употребив при этом грозную и вескую формулу отлучения. Но эти слова не встревожили нормандцев, у Вильгельма были священники, употреблявшие оружие лжи против священников точно также, как у него были мечи, отражавшие удары мечей..." (47).

 

Этельвайн, умерший от голода в тюрьме в Авингдоне, не был единственным епископом, оказавшим сопротивление папистам. Его брат Этельрик, ушедший на покой с поста епископа Дурхэма для того, чтобы освободить место своему брату, был привезен из Петерборо, обвинен в „пиратстве и заключен в Вестминстерском Аббатстве. Там он прожил еще два года „в добровольной нищете, но в богатстве слез" (48) и так и не примирился с Вильгельмом. Он умер 15 октября 1072 г. и был похоронен в храме Св. Николая. Очень скоро его признали святым, потому что многие чудеса совершались на его могиле (49). „Те, кто знал его при жизни, — пишет Вильгельм Малсберийский, — передавали память о нем своим детям вплоть до сего дня (1120). На его могиле побывало множество паломников и просителей" (50).

Заставив молчать истинных епископов, паписты ополчились против монахов. Среди последних немногие оказались подобными игумену Фредерику из монастыря Св. Албана, который оказал решительное сопротивление. Среди этих немногих были три монаха из подворья монастыря Эли в Сэйнт Неот, Хантингдоншир. „Когда нормандец Гилберт из Клара пришел их выгонять, они отказались двинуться с места, и их нельзя было вынудить к этому ни голодом, ни плетью. Наконец их насильно перевезли через пролив и заключили в нормандском монастыре Век, где, насколько известно, они оставались до самой смерти" (51).

В 1083 г. дело дошло и до одного из самых почитаемых святых мест Англии — Гластонбери. И этому прославленному монастырю пришлось пострадать от набега „христианских" язычников. Поводом послужил спор между монахами и их новым игуменом-нормандцем Турстаном, который хотел заменить старые григорианские распевы новыми, употреблявшимися в Дижоне. Англосаксонская хроника отмечает, что „монахи высказали ему (Турстану) скромную жалобу по этому поводу и просили его управлять справедливо и с уважением к его насельникам, а они в свою очередь будут ему верны и послушны. Игумен, однако, не захотел их слушать и обращался с ними все хуже и хуже. Однажды он вошел в трапезную и разразился речью, полною угроз против братии. По его вызову явились какие-то миряне в полном вооружении. Не зная, что эти люди хотят предпринять, монахи разбежались кто куда. Некоторые заперлись было в церкви, но вооруженные люди проникли туда и стали выталкивать монахов. Более того, французы поднялись на хоры и стали оттуда бросать камни в монахов, находящихся в алтаре. Некоторые с галерей начали пускать в алтарь стрелы, многие из которых попали в Святое Распятие над алтарем. Несчастные монахи лежали вокруг Престола, а некоторые забрались под него, взывая к Господу, умоляя Его о милости, которой не могли ожидать от людей. В то время, как одни французы обстреливали св. алтарь, другие ворвались в него, взломав двери и убили некоторых монахов, а других ранили. Кровь текла из алтаря на ступени, а со ступеней на пол. Трое монахов было убито и восемнадцать ранено" (52).

Вильгельм Малсберийский добавляет, что монахи Глас-тонбери отказались от песнопений Вильгельма Фекампского, „потому что эти песнопения были в практике Римской церкви" (53). Из этого видно, что Старая Английская церковь сохранила давние церковные традиции Православного Рима, утраченные на континенте.

 

Вильгельм Малсберийский свидетельствует также, что одна из стрел пронзила тело Распятого Христа и из раны хлынула кровь. Видя такое знамение, виновники преступления были сильно смущены. Один из них тут же сошел с ума и, выбежав из храма, упал, сломал шею и умер. Остальные, увидев это, поспешили покинуть монастырь, опасаясь, что и их постигнет кара Божия. Но Божественная справедливость не позволила им избежать возмездия, т.к. они стали сообщниками преступления дьявола. Одни из них получили внутренние, другие внешние повреждения; их умы или тела стали бессильными, расслабленными. Так все они понесли справедливое наказание.

Таким образом, нормандцы осмелились сделать то, на что не отважились в свое время язычники саксы и датчане — на осквернение „Тайны Бога", старейшей и святейшей святыни Британии, места, где соединялись во Христе иудеи и греки, римляне и кельты, саксы и датчане...

Даже мощи английских святых подверглись осквернению. Как пишет Тьерри, „ненависть духовенства Завоевателя к уроженцам Англии распространялась и на святых английского происхождения: в различных местах гробницы их были разрушены и святые мощи выброшены" (54). В частности, архиепископ Ланфранк отказался признать святого Алфидиса Кентерберийского (†1012) священномучеником, несмотря на то, что мученичество его подтверждалось нетленностью его мощей; он также перенес день святителя Данстана в разряд третьестепенных праздников и „реформировал" некоторые другие праздники Английской церкви.

Однако английские святые сами себя активно защищали. В 1077 году монастырь в Ившэме перешел под управление нормандского аббата Уолтера, который по совету Ланфранка решил подвергнуть мощи местных святых испытанию огнем. Святые мощи не только не сгорели, но огонь отказался их коснуться. Более того, когда Уолтер нес череп святого мученика принца Уистана, тот выпал из его рук и стал выделять потоки влаги. Когда же нормандцы приблизились к мощам святого Кредана, игумена Ившэма VIII века, они ужаснулись, увидев их сияющими подобно золоту (55) Тогда ободренные всем этим монахи Ившэма перешли в наступление, Они пошли крестным ходом для сбора пожертвований по всей стране, взяв с собой мощи самого величайшего из местных святых—Эгвина, епископа Уорсестерского (†709). Во время прохождения процессии произошло великое множество чудес — в том числе в таких отдаленных друг от друга местах, как Оксфорд, Дувр, Винчестер и река Трент (56).

В последующие десятилетия обнаружение нетленных мощей ряда английских святых подтвердило святость древних традиций, В числе этих обнаруженных святынь были святые мощи Милбурги, обнаруженные в Венлоке в 1079 году, мощи святого Феодора Кентерберийского, обнаруженные в 1091 году, святого Эдмунда в Бери в 1095 году, святого Эдуарда Исповедника в Вестминстере в 1102 году, святого Кутберта в Дурхэме в 1104 году, святого Элфиджа в Кентербери в 1105 году, святой Этельдреды в Эли в 1106 году. Постепенно, однако, по мере того как память дореволюционной Англо-Саксонской Англии затухала или, вернее, насильственно стиралась из народного сознания, старые традиции утрачивались. Вильгельм Малсберийский еще мог писать в XII веке: „Разве нет на острове столько святых мощей, что, проходя по любой деревушке, вы непременно узнавали имя нового святого?" Но далее он добавляет: „И о скольких из них исчезли все свидетельства!" (57)

 

Но все это можно было бы пережить, если бы сами англичане сохранили свою веру и свое место в Единой Истинной Церкви, Однако 29 августа 1070 года в день Усекновения главы св. Иоанна Предтечи, т.е. в день строгого поста в Православной Церкви, первый римский католический архиепископ Ланфранк из Века получил звание архиепископа Кентерберийского, заменив на этом посту православного архиепископа Стиганда. Воистину, „предтечи Христа", проповедники покаяния были утрачены для Англии. Теперь наступил пост — и не пост, а голод — для всего английского народа. „Не голод хлеба, не жажда воды, но жажда слышания слов Господних" (Амос 8,11). Как писал анонимный английский поэт в начале XII века, „учителя потеряны, и многие люди тоже" (58).

Немедленно Ланфранк потребовал и в конце концов получил подчинения от Томаса, архиепископа Йоркского, несмотря на то, что Йорк на всем протяжении предшествующей английской истории являлся независимым от Кентер-берийских архиепископов. Написанный по-английски текст Англосаксонской хроники на этом месте кончается, и далее хроника продолжается по-латыни. И действительно, Английская церковь с этих пор становится латинской как по языку, так и по богословию.

Ланфранк также начал реформу канонического законодательства Английской церкви с тем, чтобы привести его в соответствие с новым законодательным кодексом римского папизма. В этом он получил полную поддержку короля Вильгельма, который сказал: „Я предписал, чтобы епископские законы были исправлены, так как до моего времени они расходились с предписаниями святых канонов". Эти новые каноны, которые уже были введены в Нормандии и других странах Западной Европы, касались таких моментов, как почитание Римского Престола, симония, разделение светского и церковного суда и безбрачие духовенства.

Декрет о введении этих канонов вызвал сильнейшее беспокойство как в Англии, так и на континенте. И к сожалению, мы видим, что английский епископ Вульфстан был на стороне неканонических нападок на законное право священников на брак. Так мы читаем, что „грех невоздержания он ненавидел и одобрял воздержание во всех, особенно в служителях Церкви. Если он находил кого-нибудь строго соблюдавшего целомудрие, он приближал к себе и любил как сына. К женатым же священникам он применил указ, повелевавший им либо отказаться от плотских желаний, либо от священства. Если они выбирали целомудрие, их с радостью оставляли, а если они решали продолжать предаваться телесным наслаждениям, их с позором выгоняли. Находились такие, которые предпочитали оставить свой храм, но не своих жен. Таковые странствовали и умирали от голода. Некоторые, впрочем, искали и находили другие способы существования" (59).

 

За послушание королю и строгое соблюдение папских декретов Вульфстан заслужил уважение сильных мира сего, и к 1080 году он был одним из очень немногих епископов английского происхождения, еще сохранивших свои епархии. Мы можем только сожалеть о падении великого аскета и чудотворца, который согласился разъединять тех, кого Бог соединил. Если бы он только обратил внимание на каноны, принятые семью Вселенскими Соборами по поводу браков священников! (60) Если бы он обратил внимание на переписку великого апостола Германии англичанина св. Бонифация, из которой он узнал бы, что Папа Захария в письме к св. Бонифацию поддерживал вступление священников в брак! (61) Хотя в последний период своего существования Английская церковь иногда приветствовала безбрачие священников (как, напр., в кодексе Этельреда /1008 г./), но в общем и целом женатое священство не вызывало сомнения (о чем свидетельствует, в частности, „Закон о священнослужителях Нортумбрии"), и никогда до времени Завоевателя законно женатых священников не принуждали расставаться с женами. Но таков уж был неуравновешенный характер Вульфстана, соединявшего строгое, почти ма-нихейское стремление к целомудрию с поразительным пренебрежением к Божественным установлениям. У него было папистское понятие о послушании, и он игнорировал апостольские слова: „Коварный король — не король, а тиран, равно и невежественный епископ — не епископ, а только по имени таков" (Учение св. апостол. VIII, 19).

В пользу Вульфстана говорит, правда, один эпизод: на Соборе в Вестминстере в 1076 году он отверг требование Лан-франка отдать свой епископский жезл и перстень на том основании, что Вульфстан, согласно мнению Ланфранка, был „невежественным неучем" (62). Как повествует Эйлред Риволкский (в пересказе кардинала Ньюмэна), Вульфстан поднялся и сказал, что отдаст знаки своего епископского достоинства только королю Эдуарду Исповеднику, по инициативе которого он был хиротонисан. „С этими словами он слегка поднял руку и вонзил жезл в камень надгробья святого. „Возьми его, мой господин, — сказал он, — и передай тому, кому хочешь". Затем он вышел из алтаря, снял с себя епископское облачение и сел среди простых монахов. Ко всеобщему удивлению жезл прочно засел в камне. Его пытались вытащить, но напрасно. Ропот пробежал по собравшимся. Все сгрудились вокруг надгробья. Надо было видеть их удивление! Они то приближались к камню, то отступали, протягивали руки и убирали их назад. Они ложились на пол, чтобы снизу посмотреть, каким образом жезл держится в камне. Потом они поднимались и собирались небольшими группами и перешептывались. Недоумение охватило и членов Синода. Ланфранк послал епископа Рочестерского извлечь и принести жезл, но и он не смог его вытащить. Архиепископ призвал короля и вместе с ним они подошли к гробнице. Прочитав молитву, они попытались сами вытащить жезл, но напрасно. Король в гневе стал кричать на архиепископа, и тот разразился слезами... Только после того как архиепископ взял обратно свое требование о низложении Вульфстана, последний спокойно извлек жезл из надгробья" (63).

 

Но кто был действительным правителем Английской церкви в то время — Вильгельм или Папа?

Прежде всего следует заметить, что начиная с 1070 года архиепископы Кентерберийский и Йоркский и, конечно, сам король были в полном согласии с Римом. Детальное изучение церковной истории показывает, что абсолютная власть Вильгельма как над государством, так и над церковью не мешала ему одновременно поставить церковь в полное подчинение также и Папе. Когда Папа Александр П благословил вторжение нормандцев в Англию, он рассчитывал, что нормандцы подчинят „нереформированную и упорствующую церковь Англии континентальному движению за реформы и поставят ее под юрисдикцию реформированного папизма" — и в этом он был прав (64). Оба первых Кентербе-рийских архиепископа, Ланфранк: и Ансельм, были монахами из Бека и были твердо укоренены в духе реформаторского движения. Вот почему, когда человек, который фактически был вдохновителем нашествия, — архидьякон Гильдебранд — стал Папой Григорием VII и потребовал от Вильгельма обещанной клятвы в абсолютном подчинении (в благодарность за поддержку, которую он оказал Вильгельму), то он не был слишком смущен отказом Вильгельма дать такую клятву. Папа Григорий так определяет свое отношение к Вильгельму в 1081 году: „Хотя английский король в некоторых своих действиях не показывает той степени преданности, на которую мы были вправе рассчитывать, однако он никогда не разрушал и не продавал храмов Божиих; он несет большие тяготы в стремлении управлять подданными в духе мира и справедливости; он отказывался принести какой-либо вред Апостольскому Престолу (хотя его к этому склоняли враги Креста и Христа); и он заставил священников развестись с женами (примирив их таким образом с нами) — всем этим он показал себя достойным Нашей благосклонности и уважения более других королей" (65).

К „другим королям" Григорий относил прежде всего императора Германии Генриха IV, который, в отличие от Вильгельма, не поддерживал программу папских реформ, хотя поддержал нормандское вторжение в Англию. Если бы Вильгельм действовал подобно Генриху, то Папа Григорий, несомненно, отлучил бы от Церкви и его, согласно догматическому принципу, изложенному им в письме от августа 1076 г.: „Если святой Апостольский Престол, обладая дарованной свыше властью управляет делами духовными, то тем паче надлежит ему управлять и земными делами". Если бы Вильгельм отказался от сотрудничества с папством, то нет сомнений, что Папа призвал бы его подданных повести против него „священную войну", подобно тому, как он поступил с Генрихом. Как сформулировал анонимный монах из Херш-вельда, „(Григорианцы) считают делом веры и долгом члена Церкви убивать и преследовать тех, кто сохраняет общение или поддерживает отлученного от Церкви короля Генриха и не желает содействовать (григорианской) партии" (66).

 

Вильгельм, однако, применяя грубую силу во внутренней политике и тонкую дипломатию во внешней достиг такого абсолютного контроля и над церковью и над государством, какого не достигал ни один из английских правителей (не исключая и Генриха VIII), и в то же время парадоксальным образом сохранял хорошие отношения с самым авторитарным Папой в истории.

Абсолютизм власти Вильгельма над Церковью весьма точно охарактеризован Эдмером Кентерберийским: „Политикой Вильгельма являлось установление и использование в Англии тех законов, к которым он и его предки привыкли в Нормандии. Повсюду в стране он ставил в епископы, аббаты и делал знатными таких людей, которые, будучи весьма низких достоинств и прежнего их положения (о чем всем было известно), проявили бы черную неблагодарность, если бы хоть в чем-нибудь ослушались короля. Поэтому все решения как в сфере духовной, так и земной принимались только после одобрительного кивка короля...

В частности, король не позволял никому на его территории принимать или исполнять какие-либо указания, исходящие от понтификата города Рима, без одобрения короля. Он не позволял никому принимать какие-либо письма оттуда, если они не были сначала показаны королю. Он также не позволял примасу королевства (т.е. архиепископу Кентерберийскому или Добернийскому), председательствующему на Соборе епископов, рукополагать кого-либо или же низлагать без предварительного согласия на то короля. Он не позволял никому из епископов без согласования с ним накладывать епитимию или отлучать от Церкви его баронов и военачальников за вину кровосмешения или прелюбодеяния даже в тех случаях, когда вина эта была очевидна и всем известна, т. е. запрещал применять к подобным лицам какие-либо принципы церковной дисциплины без его одобрения" (67).

В своем письме к Папе, в котором король отказывался принять требуемую от него присягу, он писал: „Я не желаю приносить эту присягу, потому что я никогда этого не обещал и никто из моих предшественников не приносил такой присяги предшественникам Вашим" (68). В том же письме он называет архиепископа Ланфранка буквально „мой вассал" (т.е. „не ваш, не Папы")!

С другой стороны, Вильгельм согласился на требование  Папы выплачивать Риму т.н. „лепту св. Петра", т.е. пожертвование, взимаемое и ранее в Англии на добровольных началах, но теперь ставшее обязательной данью, возложенной Вильгельмом на плечи обнищавшего народа (что согласовывалось с политикой морального и экономического подавления англичан).

Таким образом, Папе оставалось ждать смерти Вильгельма для того, чтобы постепенно распространить на Англию свою личную власть, что и было завершено при короле Иоанне, Философия Рима была в данном случае таковой: короли приходят и уходят, а папство остается, Вильгельм уже сломил хребет английской нации и физически и духовно; тоталитарная структура англо-нормандского управления сочетавшая и светскую и духовную власть в руках короля, при простой замене главного правителя становилась идеальным и послушным механизмом „Викария Христа".

Таким образом, кощунственные декреты Папы Григория, принятые на Латорнском Соборе, хотя и не были формально узаконены в Англии, однако к их принятию там, в сущности, никаких препятствий не было. Эти декреталии гласили: „Папу не может судить никто; Римская церковь никогда не ошибалась и не будет ошибаться до конца света; Римская церковь была основана Самим Христом; только сам Папа имеет власть низлагать и поставлять епископов; только он имеет власть устанавливать новые законы, создавать новые епархии, разделять старые; он один имеет власть перемещать епископов; он один имеет власть созывать соборы и устанавливать новые каноны; он один имеет право изменять свои собственные решения; только он имеет право носить знаки императорской власти; он имеет право низлагать императоров; он имеет право освобождать их подданных от подчинения им; короли обязаны целовать туфлю Папы; папские легаты стоят выше всех епископов, даже если по церковной иерархии они стоят ниже; апелляция к папскому суду аннулирует решения всех других судов; правильно поставленный Папа, без всякого сомнения, становится святым заслугами св. Петра" (69). Читая это, вспоминаешь слова архимандрита Иустина Поповича: „История человечества знала три главных грехопадения человека: падение Адама, падение Иуды и падение Папы... Падение Папы заключалось в попытке заменить Богочеловека человеком" (70). Стараниями Вильгельма и Григория Англия отпала от почитания Богочеловека и заменила его почитанием человека.

Григорий не смирил своей гордыни и тогда, когда лежал умирая в ссылке в Салерно. „Я возлюбил правду и возненавидел беззаконие, — сказал он, — вот почему я умираю в ссылке". При этом монах, находящийся у его ложа, воскликнул: „Не в ссылке ты умираешь, ибо Бог даровал тебе в наследие язычников и их самые отдаленные земли".

Нет сомнения, что сказал бы первый Папа Григорий, апостол английской нации, услышав подобную исповедь. Папа Григорий Двоеслов писал: „Всякий, кто посмеет назвать себя „вселенским епископом" является предтечей антихриста" (71)!. Так что, услышь он слова Григория Гильдебранда, он тут же низложил бы его и отлучил от Церкви как богохульника и разрушителя всего его труда. Но английский народ за некоторыми исключениями не последовал ни за Отцом Небесным, ни за своим земным отцом, который первый проповедывал им Евангелие.

И вот они пожинали плоды. Как писал Эдмер, „сколь многие из рода человеческого впали в ничтожество! Сыновья королей и герцогов и гордые владельцы земель были скованы цепями и кандалами и брошены в тюрьмы. У многих отсекли мечом руки и ноги, многие пострадали от болезней, многим выкололи глаза, так что, когда их освободили от тюрьмы, они все равно оставались пленниками мрака! Это были живые мертвецы, для которых солнце, радость всего человечества погасло навсегда. Блаженны те, кто находясь в этом состоянии, утешал себя надеждой на воздаяние в вечности; несчастны те, кто не имел веры,— они, лишившие себя Неба, лишились и земного богатства; для них вечная казнь началась уже здесь... „Ибо время начаться суду с дома Божия" (I Пет. 4, 17); и суд Божий был очень суров на некогда благочестивой Английской земле, особенно на Севере, который отказался помочь Харольду и с крайней жестокостью был опустошен Вильгельмом. Но затем Бог отомстил орудию своего гнева (Ис. 13, 5). Когда Вильгельм умирал, как рассказывает нормандский монах Ордерик Виталий, он испытывал угрызения совести за свои дела: „Я не оставляю наследника английской короне, — говорил он, — но поручаю ее Самому Создателю, Которому сам я принадлежу и Который управляет всем. Ибо я не получил эту высокую честь по праву наследства, но вырвал ее силой у клятвопреступника-короля в отчаянной борьбе, пролив много человеческой крови, убивая и ссылая его приверженцев. Так я подчинил себе Англию. Я преследовал ее коренных жителей без всякой причины, будь то благородный или простолюдин. Я жестоко подавлял их. Многих я несправедливо обездолил; великое множество, особенно в графстве Йорк, погибло из-за меня от голода и меча. Из-за этого жители Дэйра и те, которые жили к югу от Хумбера, призвали короля Дании Свэйна на борьбу со мною и предали мечу Роберта Комнина и тысячи моих солдат за стенами Дурхэма, также и многих моих баронов и знатных рыцарей в разных других местах. Эти события так возмутили меня, что я набросился на северные графства, как разъяренный лев. Я приказал сжигать их дома и посевы и все их имущество без разбора и убивать их скот и лошадей, где бы они ни находились. Так я отомстил им, наслав на них голод, и, увы, совершив это, я стал варварским убийцей многих тысяч молодых и старых жителей этого края. Так как я в своем стремлении к трону этого королевства совершил множество преступлений, я не могу отдать его никому, кроме одного только Бога, чтобы после моей смерти не случилось худшего..." (72)

Но этой исповеди вряд ли было достаточно, чтобы искупить вину перед Богом. Как пишет Тьерри, на основе свидетельств Ордерика Виталия „события, сопутствовавшие похоронам Вильгельма, показали, что на нем все еще оставалась каинова печать. Увидев, что он умер (а он умер ночью), врачи и другие, бывшие с ним, вскочили на коней и ускакали в свои имения. Прислуга и вассалы низшего ранга, когда их начальники разбежались, собрали оружие, посуду, одежду короля и другие, вещи и даже сняли с него белье и тоже разбежались, оставив обнаженный труп на полу. Так тело короля лежало несколько часов... Потом некоторые священники, служители и монахи, вспомнив свои обязанности, приступили к погребальному обряду. Облачившись, взяв Распятие, свечи и кадила, они приблизились к телу и начали отпевание. Архиепископ Руанский по имени Гийом велел перевезти тело короля в Каен и похоронить в базилике Св. Первомученика Стефана, построенной по распоряжению Вильгельма. Но все его сыновья, братья, все его родственники отсутствовали при его кончине; не было ни одного его офицера; никто не позаботился о похоронах. Лишь один темный простолюдин из местных жителей по имени Херлуин по доброте душевной и по любви к Богу (так говорят историки) взял на себя хлопоты и расходы. Он нанял повозку и сопровождающих, перевез тело в порт на Сене и оттуда на барже вниз по реке, и потом по морю в Каен. Гилберт, аббат базилики Св. Стефана, пришел встретить гроб; к нему присоединялись многие священники и миряне; но внезапно случился пожар и процессия рассеялась. Погребение „великого вождя", „славного барона", как историки того времени называли его, было прервано и другими событиями. В этот день на погребение собрались все епископы и аббаты Нормандии. Вырыли могилу между алтарем и хорами, месса кончилась, настало время опускать гроб в могилу. Вдруг из толпы отделился человек и громко произнес: „Священники и епископы, эта земля моя, на ней стоял дом моего отца. Человек, за которого вы молились, отнял ее у меня, чтобы построить здесь свою церковь. Я никогда не продавал этой земли, не закладывал ее и не отдавал. Это мое право. Я заявляю это. Во имя Бога я запрещаю вам хоронить тело грабителя здесь и засыпать его моей землей". Сказавший эти слова был Асселин, сын Артура, и все присутствующие подтвердили справедливость его слов. Епископы попросили его подойти и заключили сделку: они предложили ему шестьдесят солей только за место погребения и в соответствующих размерах обещали заплатить за всю остальную землю. На этих условиях тело завоевателя Англии разрешено было предать земле. Оказалось, однако, что каменный гроб слишком узок; при попытке уложить тело в него, оно распалось. Несмотря на обилие фимиама и ладана, зловоние было так сильно, что люди с отвращением разбежались. Священники, торопливо закончив обряд, также поспешно покинули церковь" (73).

Какое влияние оказало нормандско-папистское завоевание Англии на судьбу других православных церквей Британских островов, и какова была судьба Английского православия, укрывшегося за морем?

Очень быстро нормандско-папистская зараза распространилась и на другие государства Британских о-вов. Шотландия приняла многих англичан, бежавших от Вильгельма, но их спасение оказалось временным и ненадежным. Это произошло оттого, что королева Маргарита, жена короля Малькольма, хотя и была лично весьма благочестивой и являлась английской принцессой древней Уэссекской династии, однако стала духовной дочерью Ланфранка и, таким образом, инструментом нормандизации и папизации Шотландии.

В Уэльсе дела обстояли не лучше. После „паломничества" туда Вильгельма в 1081 году там началась борьба между григорианской и националистической партиями, исход которой нетрудно было предвидеть. Похоже, что последним независимым православным епископом на Британских о-вах был Риддмарк, епископ Сэйнт Дэвида, сын Сулиена Мудрого, умерший в 1096 году. О нем в Летописи Сэйнт Дэвида, говорится, что „ему не было равных, кроме его отца, по учености, мудрости и благочестию; и после его смерти богословская школа в Меневии прекратила существование" (74).

В следующем столетии Ирландия тоже претерпела папистскую „реформацию" и в 1172 году нормандское вторжение. Вторжение это было оправдано на том основании, что Папа Адриан IV (англичанин по происхождению) „подарил" Ирландию нормандцам. Как пишет в своем Металогикусе в 1156 году Джон Салисберийский об Адриане: „По моему совету он пожаловал Ирландию Генриху II, блистательному  королю Англии, по праву наследования, ибо Ирландия со времени Константина Великого принадлежала Римской Церкви, которую император Константин основал" (75).

 

Так погибла Церковь, игравшая важнейшую роль в христианизации Англии, которая в лице святителя Колумбануса из Луксейла дала классический ответ еретичествующему Папе: „Если Вы заблуждаетесь, то те, кто хранят Православную веру, даже если они Ваши подчиненные, могут быть Вашими судьями. И поскольку честь Ваша велика соответственно чести Вашей епархии, то тем более обязаны Вы хранить эту честь и не утерять ее из-за какой-либо ошибки. Ибо власть будет в Ваших руках только до тех пор, пока Ваши принципы будут здравы. Ведь тот, кто хранит ключи от Царства Небесного, открывает его достойным и закрывает перед недостойными. Если бы он поступал иначе, то не мог бы ни открывать, ни закрывать..." (76)

Отец Эндрю Филлипс пишет, что „Алсин, аббат монастыря Святого Августина в Кентербери, нашел убежище в Норвегии. Швеция, где трудились английские миссионеры, была еще одним убежищем. Возможно, и Финляндия тоже. Однако наиболее популярной в этом отношении была Дания. Именно оттуда король Свейн намеревался начать вторжение в Англию в 1070 и 1075 годах. Его поддерживали в Англии, особенно на севере и на востоке, где симпатии к Дании были велики.

Многие священнослужители также бежали за границу. Их места были заняты носившими сан епископов воинами-феодалами и священниками-нормандцами, такими как Одо из Байе, который сражался при Гастингсе. Основным убежищем священнослужителей была Скандинавия. Другие уехали на континент во Фландрию, Францию и Италию. Дочь короля Харольда Гита уехала еще дальше. Она вышла замуж за великого князя Владимира Мономаха и жила в Киеве, который постепенно становился крупным центром христианской цивилизации. На Руси ее весьма почитали. Она родила несколько детей, старший из которых был назван в честь деда Харольдом, но получил также и славянское имя Мстислав (великий князь Мстислав Великий).

 

Возможно, наибольшее количество эмигрантов уехало в Константинополь; их очень привлекало почти мистическое название „Константинополь" — город, находящийся, как они считали и как до них считал император Константин Великий, в центре земли, соединял Восток и Запад (в противоположность тому, что писал впоследствии Редьярд Киплинг: „Запад есть Запад, Восток есть Восток — и вместе им не сойтись"). Известно, что, начиная со времени Завоевателя и особенно в 70-е годы XI-го века вплоть до середины XII-го века, множество англичан эмигрировало в Новый Рим. Причем это была эмиграция элиты страны. Великий ученый сэр Франк Стэнтон установил, что некоторые благородные роды просто исчезли после Завоевателя, причем не все они погибли при Гастингсе—они эмигрировали. По большей части это была молодежь, которая отправлялась на поиски лучшего будущего. Исторически эту эмиграцию можно сравнить только с эмиграцией российской элиты и дворянства в революцию 1917 года, бежавших от большевистского террора.

Настолько велика была эмиграция, особенно с запада страны, из Фенса и из Восточной Англии, и так долго она продолжалась, что возможно допустить, что это происходило с одобрения Вильгельма и его преемников. Можно считать почти установленным, что это был один из их способов избавиться от мятежного правящего класса старой Англии и их сторонников из народа. Имела место и официальная, организованная государством высылка тех, кто противостоял Вильгельму и новому порядку. Не случайно поэтому исход продолжался и в XII-м веке.

 

Почему же они выбирали Константинополь? Во-первых, возможно, потому что и во время правления св. короля Эдуарда Исповедника (не забудем, что он был наполовину нормандцем) недовольные элементы уже уезжали в Константинополь, где императору нужны были люди для пополнения своей армии, особенно против турок, угрожавших с Востока. Во-вторых, многие датчане и другие скандинавы (такие, как будущий норвежский король Харальд Хардраада — Харальд Суровый) формировали в Византии элитную „варяжскую гвардию", с помощью которой обретали славу и удачу. Слухи об этом, несомненно, широко ходили и в Англии. В-третьих, какое будущей ожидало молодых английских дворян в нормандской Англии? Известно, что в 1070 году некий Иоаннис Рафаилис, императорский агент или „Проспатариос", приехал в Англию вербовать солдат для армии византийского императора. Молодых англосаксов и англодатчан, особенно из знатных родов, не могла не привлекать подобная перспектива. Тем более, что хотя император противостоял главным образом Турции на Востоке, но он также воевал и с ненавистными нормандцами на Западе — особенно в Южной Италии, на Сицилии и в Далмации. Где еще можно было англичанину найти такой шанс отомстить за себя и за свою страну? В-четвертых, это были те, кому не нравился новый порядок в церкви и государстве при нормандцах. В императорской столице они могли найти не только убежище, но и обрести возможность продолжать жить по своим церковным обычаям и по духу старой Православной Английской церкви. Неосознанно, возможно, подчиняясь инстинкту и чувствам, вся эта эмиграция тянулась к городу, который был символом всего христианского мира во время существования прежней старой Англии, был связан с апостолами Англии — Григорием и Августином".

„В 1075 году,— продолжает Филлипс,— флот, состоящий из 350 кораблей (по другим источникам из 235), покинул Англию и отправился в Миклегард (древнее скандинавское название Константинополя. — Прим. пер.), командовал флотом Сивард (или Сигурд) граф Глостерский. Не исключено, что это был тот самый Сивард Барн, который участвовал в Фенландском восстании в 1071 году вместе с Хервордом. С ним вместе отправились два других графа и восемь высокородных дворян. Если по умеренным подсчетам мы примем число в 235 кораблей и будем считать, что на каждом было 40 человек, то получим, что в этой группе эмигрантов (не самой большой после 1066 г.) было около 10000 человек. Когда флот приблизился к Константинополю, то оказалось, что город был осажден турками. Англичане прогнали турок и тем заслужили великую благодарность императора. Их немедленно зачислили в императорскую армию. Англичан особенно ценили в Константинополе, так как они были по большей части молодыми и сильными и люто ненавидели нормандцев. Элита английской эмиграции оказалась настолько преданной и надежной, что ее свободно допускали в императорский дворец и набирали из нее личную охрану императора. Ее образцовая верность „императору Ромеев" была отражением верности старой Англии, православному, нереформированному папству, в частности, св. Григорию Великому, Папе Римскому, апостолу Англии" (77).

 

Летописи повествуют, что английские войска сражались с нормандцами в Дуррачиуме (Дураццо) в 1081 году и понесли большие потери. В 1080 году император подарил англичанам землю в районе залива Никомедиа (близ Никеи) для постройки укрепленного города, известного под названием Цивотус. Повествуют, что из числа тех, кто прибыл с флотом в 1075 году, около 4300 поселились в самом Константинополе, который в те времена был самым многолюдным, передовым и космополитическим городом в мире. Повествуют также, что ряд англичан отправился из Константинополя в Венгрию для посвящения там в епископы, так как англичане предпочитали западный православный латинский обряд восточному православному греческому („обряд св. Павла"). Наибольшее число из тех, кто прибыл с флотом, отправились (по поручению императора Алексия) восстанавливать византийские колонии, утраченные империей. Повествуется, что они плыли на север и затем на восток в течение шести суток, после чего прибыли в „начальные Скифские земли". Здесь, на месте старой колонии, носившей название „Дамапия" они основали колонию „Новая Англия". Они построили здесь города и изгнали пришельцев, восстановив таким образом колониальные владения империи в данном регионе. Построенные ими города носили названия „Лондон", „Йорк" и другие названия английских городов... (78)

На старинных картах обнаружено не менее шести крупных поселений, носивших английские названия. На картах XIV-XVI-го веков эти поселения расположены вдоль северного побережья Черного моря. Одно из таких поселений носит название „Сусако" (от слова Сэксон — саксонский). Город, расположенный в 110 милях от Керченского пролива вблизи Азовского моря, носил название „Лондиа" или „Лондин", или „Лондина". На сирийской карте XII века Азовское море названо „Варяжским морем", т.е. „морем Варягов" (так в те времена в Константинополе называли не только скандинавов, но и англичан). Известно, что в XIII веке в этих местах жил христианский народ „саксу", говорящий на языке, близком к староанглийскому. Войска „саксу" входили в грузинскую армию в XII веке.

 

Мы видели столь много совпадений, что не можем не предположить, что Азовское море не было первой или единственной „Новой Англией". Присутствие в этот период англичан в Константинополе и в Восточном Средиземноморье, не говоря уже о Черном море, подтверждается многими. В 1090 году французский хроникер сообщает о небольшом флоте в 30 английских кораблей в Восточном Средиземноморье. В 1098 году Эдгар Ателинг, внучатый племянник св. Эдуарда Исповедника и легитимный наследник английского престола, посетил Константинополь под предлогом паломничества в Святую Землю. В этом есть нечто странное. Более всего этот визит похож на бегство от врагов к друзьям, чем на паломничество.

В XII веке в Англии прошло несколько кампаний по набору воинов в армию византийского императора. Между 1101 и 1116 годами в Англии действует некто Ульфрик, уроженец Линкольна, приехавший из Константинополя в качестве официального вербовщика. Известно, что в 1204 году английские войска защищали город от мародерствующих крестоносцев (79). Составитель хроник того времени француз Робер Клер сообщает, что у этих английских солдат были в Константинополе свои священники. Позже, в XIV веке, как рассказывают, потомки английских изгнанников еще говорили на своем родном языке и приветствовали императора на Рождественском пиру, произнося „многая лета" на своем „северном наречии" (80).

Те англичане, которые поселились в самом Константинополе, жили в квартале „Вланга" („варяжский") у Мраморного моря. Мы знаем, что в Константинополе был храм Святого мученика короля Олафа, хотя, возможно, он принадлежал скандинавам, а не англодатчанам (81). Известно также о монастыре, посвященном Божией Матери „Панагия Варангиотисса" („Варяжская"). Упоминания о монастыре продолжаются вплоть до 1361 года, и, судя по названию и по некоторым другим обстоятельствам, этот монастырь, скорее всего, был основан женщиной английского происхождения. Один из изгнанников-англичан, „человек святой жизни" по имени Колман, воспитывавшийся в монастыре Св. Августина в Кентербери, построил в Константинополе базилику, освященную в честь св. Николая Мирликийского и св. Августина Кентерберийского (82).

 

Пожалуй, наиболее подробное описание православных англичан в изгнании дает Анна Комнина в связи со сражениями англичан против нормандцев в Дураццо (теперешняя Албания) в 1081 году. „Вооруженные топорами варвары с острова Туле (так их называет Анна Комнина) отразили атаку на своем участке фронта, после чего загнали нормандцев в море по самые шеи. Но они слишком увлеклись, преследуя их, и были отброшены назад нормандской кавалерией. В этих тяжелых условиях они оказались слабее кельтов (нормандцев). Почти все они были истреблены на месте, за исключением тех, кто нашел убежище в храме Св. Михаила Архангела. Те, кто могли, спрятались в храме; другие забрались на крышу, думая, что здесь они спасены. Латиняне попросту сожгли храм вместе со всеми..." (83)

Вот так гимн английских православных воинов „Крест Святой! Крест Святой!" пал, замолчав, на землю. И Бог принял их жертву, как жертву всесожжения Ему Самому на Небесах. „Да приведет их святой Михаил Знаменосец к Святому Свету, Который Ты обещал прежде Аврааму и семени его" (84).

В XVI веке Английская церковь сбросила иго Рима и объявила о возврате к истинной церкви допапистских времен, король Эдуард Исповедник на смертном ложе имел видение, ему было обещано, что англичане могут надеяться на прекращение действий злых сил против них, „когда зеленое дерево, срезанное посредине, восстановится после того, как отрубленная часть, отнесенная на три фарлонга (1/8 мили) от ствола, вновь присоединится к нему без помощи человеческой и снова станет приносить листья и плоды от старой любви своих живительных соков" (85). Но можем ли мы считать, что ствол, отрубленный во время нормандского завоевания, снова был присоединен к дереву Святой Православной Церкви в XVI веке?

Утверждать это можно было бы только в том случае, если бы: а) учение Англиканской церкви было бы точно таким, каким было учение Английской Православной церкви до 1070 г; и б) если бы Англиканская церковь искала и обрела единство со стволом — т.е. со Святой Православной Церковью Востока.

Англиканская реформация XVI века, как и протестантская реформация вообще, придавала большое значение возврату к практике и учению первых христиан; и, действительно, Англиканской церковью стал в определенной степени признаваться авторитет раннехристианских отцов Церкви, чьи писания были вытеснены из церковного сознания средневековой католической схоластикой. В частности, Кранмер подтверждает факт возврата к авторитету отцов увеличением числа цитат из Иоанна Златоустого богословами XVII века. Также в XVIII веке Уильям Ло, в частности, широко использовал раннехристианскую патристику, впрочем, вера самого Кранмера была далека от веры св. отцов Церкви. Так, в частности, в понимании Евхаристии он был последователем Цвингли (86). Официальная доктрина Англиканской церкви, выраженная в т.н. „39 пунктах", отрицает все Таинства, кроме Крещения и Евхаристии. Отрицается также практика раннехристианской церкви (абсолютно идентичная практике Англо-Саксонской церкви: посты, монашество, почитание святых, важность добрых дел для спасения в отличие от чисто протестантского выделения значения одной только веры).

 

Мало что было сказано или сделано в отношении возвращения к союзу с Православием. В 1383 году Джон Виклиф писал: „Гордыня Папы — вот причина отхода греков от так называемой „правой веры"... Это мы, люди Запада, из-за своего фанатизма отделились от правоверных греков и от веры, которую дал нам наш Господь Иисус Христос..." (87) Эта точка зрения никоим образом не была учтена англиканской реформацией. И хотя иногда провозглашались попытки якобы возврата к Церкви старой Англии, однако ясного представления о том, что нормандское завоевание имело значение как церковной, так и политической революции — такого ясного представления не возникало.

Более того, события, сопровождавшие закрытия монастырей Генрихом VIII, показали, что англиканская реформация с ее насилием и разрушением святынь ближе была к „реформации" Вильгельма и Гильдебранда, чем к реставрации православия святым Августином. Особенно кощунственным было разрушение гробниц святых на севере и на юге.

На севере королевские уполномоченные в 1537 году прибыли в Дурхэм, чтобы уничтожить раку и мощи святого Кутберта. „Сорвав с раки покров и драгоценности, они стали рассматривать святые мощи, не ожидая увидеть ничего, кроме праха и пыли,... но они нашли тело святого целым и невредимым, с открытым лицом и словно двухнедельной бородой и во всем облачении, как бы готовым служить Божественную литургию. Когда ювелир почувствовал, что сломал ногу святого при взломе раки, он испугался и воскликнул:

„Увы, я сломал ему ногу!" Доктор Хенли, услышав это, приказал ему „выбросить эти кости"; тот ответил, что не может расчленить тело, так как сухожилия и кости очень крепки. Тогда подошел доктор Ли проверить, так ли это. Отойдя он сказал доктору Хенли по-латыни, что тело совершенно нетленно. Доктор Хенли не поверил и снова приказал „выбросить кости". Доктор Ли ответил: „Если вы не верите мне, подойдите сами и посмотрите". Доктор Хенли подошел и потрогал тело, и понял, что оно цело. Тогда он приказал вытащить тело. Вопреки ожиданиям оказалось, что не только тело было целым, но и облачение, в котором святой обыкновенно служил Божественную литургию, было свежим, целым и совсем новым. После всего этого посланцы короля приказали перенести святые мощи в ризницу и ожидать указа короля. Согласно решению последнего, святые мощи были захоронены в земле на том самом месте, где была рака"  (88).

Так именно англиканская реформация невольно свидетельствовала о святости Англо-Саксонской церкви и тут же хоронила эту святость под суетными мыслями и неверием!

Еще более ужасные надругательства совершились в Гластонбери. Существовавшая там древняя церковь, построенная св. праведным Иосифом Аримафейским и посвященная  Божией Матери (первая церковь во имя Божией Матери в мире), сгорела в 1184 году, но святыни, связанные с Иосифом Аримафейским, были сохранены католическими монахами, и Гластонбери стал одним из самых святых мест паломничества в западном христианском мире. Но протестанты уничтожили икону Божией Матери, о которой Ричард Пинсон писал в своем „Житии святого Иосифа Аримафейского" в 1520 году (89).

Протестанты уничтожили также знаменитый гластонбе-рийский терновник, посаженный св. Иосифом; однако отростки его сохранились и, таким образом, терновник существует и по сей день. Это замечательное растение свидетельствует о другой апостольской традиции, которую Православная Английская церковь хранила, но которая была отвергнута (следуя Папе) Англиканской церковью. Джон Рид пишет:

„Рассказывают, что, когда он (св. Иосиф) начал проповедовать в Гластонбери Благую Весть Иисуса Христа, местные жители противостояли ему. Противоборство и недовольство выражалось по-всякому — от забрасывания его камнями до криков. Св. Иосиф, однако, не устрашился и продолжал свои проповеди. Однажды, когда на холме Виариал Хилл он рассказывал в праздник Рождества Христова о том, как Царь царей родился в хлеву и лежал в простых яслях, толпа стала требовать знамения. Тогда св. Иосиф услышал голос, говоривший ему, чтобы он воткнул свой посох в землю. Он сделал так, в течение нескольких минут посох выпустил ветки, почки и расцвел. Видя такое знамение, народ уверовал.

С точки зрения ботанической классификации, растение это является, по мнению отца Л.С. Льюиса, ливанским терновником; Джефри Эш в книге „Авалон короля Артура" относит растение к одному из видов боярышника Crataegus oxyacantha. Терновник Гластонбери не приживается путем посадки отростков, но его можно привить на родственное растение. Оно не плодоносит, но оно зацветает в мае и в день Рождества по старому календарю.

В 1582 году календарь был передвинут на 11 дней в соответствии с календарем Папы Григория ХIII, введенным в Западной Европе повсеместно. В день Рождества собралась целая толпа посмотреть, прореагирует ли растение на изменение даты Рождества. К радости одних и к смущению других дерево отказалось следовать календарю Папы и зацвело пятого января по тогдашнему новому стилю. Это явление продолжается и по сей день. Теперь дерево зацветает 7 января по нынешнему новому стилю. Начиная с 1929 года вошло в обычай подносить эти цветы правящему монарху" (90).

 

Иконы, почитание святынь и церковный календарь не были единственными апостольскими традициями, которые протестанты уничтожили. Вскоре под угрозой оказались сами догматы Церкви и идея иерархической власти в Церкви и Государстве. „Разрыв с Римом,— пишет Кристофер Хилл, — и особенно радикальные меры Эдуарда VI позволяли надеяться на продолжение реформации, которая совершенно уничтожит механизм принуждения, взятый на вооружение Католической церковью. Елизаветинское постановление разочаровало тех, кто надеялся на то, что Протестантская церковь будет отличаться от папистской объемом власти, предоставленной епископам и духовенству. Епископская иерархия стала главным препятствием на пути к радикальным реформам" (91).

Казнь короля Карла вызвала реакцию со стороны т.н. „нонжурорс" (non-jurors—неприсягатели; священники, отказавшиеся присягать трону), которые впервые подошли близко к тому, чтобы воссоединиться с православием. „Каноническое положение этой группы, — писал отец Георгий Флоровский, — было шатким: хиротония их епископом не признавалась, паства не была организована по территориальному принципу, но рассеяна повсюду, независимо от территорий" (92). Некоторые лидеры этой группы пришли к мысли о возможности упорядочения своего положения путем конкордата с церковью Востока. „Неприсягатели" сохраняли богословскую традицию времен Каролингов, которая проявляла большой интерес к восточной традиции и учению св. отцов Греческой церкви. Греческая церковь решительно возражала против казни Карла I; Русское правительство действовало также, отменив привилегии английских купцов в России. Среди первых „неприсягателей" был епископ Фремптон, который много лет провел на Востоке и с большим уважением относился к Восточной церкви. Но и задолго до того сам архиепископ Санкрофт поддерживал тесные контакты с Восточной церковью. Так что было много причин для того, чтобы „неприсягатели" тянулись к Востоку.

 

В 1712 году некоторые из них, воспользовавшись визитом греческого митрополита в Англию, вступили в переговоры с Православной церковью. Называя себя „остатком Кафолической церкви" в Британии, они хотели, как пишет Флоровский, „возродить старый благочестивый порядок в церкви и утверждали, что уже взялись за это дело" (93). Однако попытка не удалась, частью из-за противодействия архиепископа Кентерберийского, частью из-за того, что „неприсягатели" отвергали ряд православных доктрин: почитание святых, почитание икон, а также не совсем по-православному понимали Таинство Евхаристии, т. е. три доктрины, которые не подвергались ни сомнению, ни иной интерпретации в древней Англо-Саксонской церкви.

Провал инициативы „неприсягателей" оказал отрицательное влияние на религиозную жизнь Англии, именно в это время начинает зарождаться „ересь ересей" — экуменизм, плоды которой так очевидны в наше время. В 1723 году принцип экуменизма был введен в Конституцию Великой Ложи (масонской), основанной в Англии: „Если прежде масоны любой страны должны были придерживаться религии этой страны или нации, то теперь считается более целесообразным лишь внешне ее придерживаться, оставляя свое мнение при себе" (94).

В 1717 году, как отмечает Уильям Пальмер, „возник спор вокруг учения Ходли, епископа Бангорского, утверждавшего, что нет необходимости придерживаться определенного вероучения или быть членом определенной церкви, но что достаточно искренности и убежденности в правильности своего мнения (верного или неверного). Данное учение, по-видимому, ставило своей целью поколебать убеждение в необходимости веры в догматы Церкви и оправдать все виды расколов и отхода от Нее. Собор счел эти утверждения столь вредными, что был создан специальный комитет для изучения книг Ходли, для составления перечня наиболее вредных мыслей с целью осуждения. Однако церковный суд был недопущен постановлением королевской власти" (95).

Итак, вновь мирская власть подавила стремление Англии к Истине и свободе во Христе, ибо, начиная с 1066 года, утрачена была истинная „симфония" Церкви и Государства, являющаяся единственной возможной основой православного христианского общества.

Контакты между Православной и Англиканской церквами возобновились в начале XIX века, благодаря усилиям Уильяма Пальмера, установившего личную связь с некоторыми русскими священнослужителями. Но и здесь возникло препятствие, схожее с препятствиями времен „неприсягателей": Православная церковь настаивала на том, что только православие является неповрежденным христианским исповеданием, что противоречило т.н. „теории ветвей", разработанной теологами Оксфордского университета, согласно которой православные, католики и протестанты являются равноправными ветвями одного и того же церковного древа.

 

Мнение Православной церкви было призывом к Англиканской церкви пересмотреть историю своей страны, особенно историю нормандского завоевания, когда, по мнению Православной церкви, английская ветвь была отрублена от лозы Истины, На этот призыв Пальмер ответил тем, что присоединился к католикам, и многие последовали его примеру. Таким образом, он и его последователи признали, что не Православная церковь Востока, с которой Английская церковь была в полном согласии до нормандского завоевания, а та „церковь, которую Вильгельм Бастард и Папа Григорий VII навязали стране огнем и мечом — есть лоза Истины, к которой необходимо привиться, согласно пророчеству св. Эдуарда Исповедника". (96) Следовательно, они признали, что основной раскол в английской церковной истории произошел не во XI веке между Английской и Православной церквами, а в XVI веке — между Англией и папистским Римом. Уже в недавнее время Англиканская церковь пошла еще дальше по пути апостасии, введя рукоположение женщин в священнический и епископский сан и признав содомию. Характерной реакцией несогласных с этим было возвращение в лоно папистской церкви.

Тем не менее вслед за „неприсягателями" прослеживается более здоровая тенденция к возврату в православие. Так, например, пятый граф Гилфорда Фредерик Норт перешел в православие и был крещен в Греческой церкви с именем Димитрия в 1792 году; группа англичан, включающая более сорока священников, также присоединилась к православию совсем в недавнее время. К сожалению, юрисдикция, к которой они присоединились (Сирийский Антиохийский Патриархат) является членом апостасийного т.н. „Мирового Совета Церквей". Тем не менее движение это имеет положительное значение, так как оно признает, что восстановление единства с православием может происходить только путем перехода в Православную церковь, т.е. путем возврата к вере Английской церкви до 1066 года.

Что же нужно делать, чтобы помочь этому движению набрать силу и заложить прочные основы существования в лоне Единой Святой Кафолической и Апостольской Церкви, которая одна только и может спасти Англию?

В Псалме сказано: „Удержи язык твой от зла и устне твои, еже не глаголати льсти" (33, 14). Для того, чтобы принять православие, необходимо прежде отойти от зла последних девяти сотен с лишним лет, протекших после падения Православной Англии, т. е. в первую очередь отказаться от папистских ересей Средневековья, многие из которых были уничтожены реформацией, но часть еще осталась; затем отказаться от ересей, содержащихся в доктрине Англиканской церкви (т.н. „39 принципов"); отказаться также от экуменической „ереси ересей", отрицающей объективную истину в вере и морали и признающую всякого рода заблуждения и мерзости.

Не являются ли эти три этапа отказа от ересей (папизма, протестантства и экуменизма) теми „тремя фарлонгами", через которые должна пройти ветвь Английской церкви, перед тем как возвратиться к своему старому стволу, как было предсказано в видении св. Эдуарда Исповедника? Мы этого не знаем. Но то, что каждый из этих этапов надо пройти снова в обратном направлении и окончательно и открыто их отвергнуть — это очевидно.

 

Только тогда английский народ будет готов принять благо православия во всей полноте православных догматов и традиций, не исключая и такие традиции, как почитание икон и святых и правильное понимание Евхаристии.

Хорошим началом могло бы послужить прославление последнего православного короля Харольда II Годвинсона, ибо он является не просто национальным героем, но и защитником веры, имея на это звание больше прав, чем любой другой английский монарх. Теперь, когда тело его найдено по Промыслу Божию, его следует с почестями торжественно предать погребению, исправив таким образом несправедливость и обиду, причиненную ему Вильгельмом и Гильдебрандом. Тем самым было бы признано, что за короткое время своего правления — 9 месяцев и 9 дней — он выполнил свою роль „удерживающего" (2 Фее. 2, 7) приход антихриста в Англию и к другим народам Запада.

Здесь мы видим сходство с Россией и можем воспользоваться ее опытом. Многие теперь в России осознали, что потерял русский народ в лице своего последнего монарха-мученика, останки которого также был" найдены после попытки уничтожить и осквернить их. Несомненно, ближайшей исторической параллелью к падению Православной Англии в 1066 году является падение Православной России в 1917 году. Вера в возрождение Святой Руси аналогична вере, которую следует иметь английскому народу, в возрождение старой доброй Англии—не в плане материальном, а в плане духовном. В прежние времена процесс возрождения не раз имел место после того или иного этапа падения. Когда во втором веке вера, принесенная апостолами, стала угасать, король Луциус послал к Папе Елевферию за миссионерами, которые пришли и вновь разожгли пламя. И в VI веке св. Августин возродил веру, отступавшую на Запад под натиском язычников-саксов. В IX веке король Альфред Великий восстановил веру после того, когда вся Англия, за исключением одного маленького островка, была под властью язычников-датчан.

Возрождение возможно, только если (наряду с другими условиями) мы будем уважать память святых, которые возрождали Англию в прошлом, и сознательно соединим свою веру и жизнь с их верой и жизнью, в которой любовь к Богу и ближнему занимала главное место. Попытка возродить Англию, пренебрегая ее историей и ее святыми, которые молятся за нас перед Престолом Всевышнего, обречена на провал. Подобно тому, как Бог помог Израилю „ради Давида, слуги Моего", так теперь Он поможет нам ради слуг Его — английских святых, ибо „много может молитва праведника" (Иак. 5,16) и „кто принимает праведника во имя праведника, получит награду праведника" (Мф. 10, 41). Если бы мы любили Бога так же, как любили Его святые нашей страны, то, по словам священника-англичанина, клирика Русской Православной Зарубежной Церкви, Эндрю Филлипса, мы, во-первых, „любили бы Бога через Его святых. Они стали бы близки нам, буквально близки, как часть нашей семьи. И не только вселенские святые, такие как святые первоверховные апостолы Петр и Павел, покровители Лондона, но также и местночтимые святые. Их имена (длинный список) нам следовало бы знать наизусть. Нам следует знать дни этих святых и отмечать эти праздники, вместо абсурдного „выходного дня банков" (как будто банки — это что-то святое  или, еще хуже, нечто церковное), у нас должны быть святые дни празднования апостолов Англии: 12 марта (праздник св. Григория Великого), 26 мая (св. Августина Кентерберийского) и дни других святых. Мы должны называть детей их именами, и дети должны знать их жития с малых лет. Можем ли мы забыть святителей Меллития, Лаврентия и Павлина, покровителей Йорка и всей Северной Англии?

 

Давно бы нам следовало потребовать, чтобы французы вернули нам святые мощи святителя Петра Кентерберийского и св. Эдмунда Восточно-Английского. Нам следует почитать святителя Освальда Хевенфильдского. Святитель Бенедикт Бископ, собиратель и почитатель святых икон и священных книг, должен бы быть у нас покровителем церковного искусства. Иконы Феодора Великого, первого архиепископа Кентерберийского — грека по национальности (да пошлет нам Бог второго), и его верного сподвижника Адриана должны висеть в наших школах и др. учебных заведениях. Преподобный Кутберт, чудотворец, должен быть известен всем. Святители Уилфред, Беда Достопочтенный и Алдхелм да молятся за нас перед Престолом Всевышнего! Мы должны читать житие преподобного Гутлака (английского Антония Великого) наравне с житиями великих аскетов Египта, Сирии и России, женщины должны в своей жизни подражать святым Одри (Этельдреда), Хильде, Милдреде, Эдит и многим другим женщинам, достигнувшим святости и ставшим настоятельницами многих женских обителей. День святого Эркенвальда, „светоча Лондона", да отмечается в столице. Святой Джон Беверлийский да будет близок сердцу йоркширцев. Дух христианской любви и милосердия должны возбуждать в сердцах молодежи великие миссионеры английского происхождения, такие как Бонифаций Кредитонский, апостол Германии, и Климент (Виллиброрд), принесший свет христианства фризам и голландцам, — оба они как старшие братья пришли на помощь младшим и пожертвовали ради них жизнью. Святой страстотерпец Эдмунд да будет покровителем Восточной Англии, а смиренный Суитин да поможет выздоровлению больных в наших больницах.

Празднование дня св. муч. короля Эдуарда да станет вновь (как было некогда) днем национального покаяния, а городу Шейфсбери необходимо вернуть прежнее наименование „Эдвардстаун". Последними словами каждого из нас на смертном одре да будут последние слова святителя Освальда Уорсестерского: „Слава Отцу и Сыну и Святому Духу", Следует нам вспомнить и о святом Алфолде Шерборнском, который так любил святых Англии, что, будучи при смерти, он перед иконой святого Суитина мог повторять только свои любимые песнопения из службы преп. Кутберту, Вспомнить пора нам и о преподобном Этельволде, „отце монахов", и о святителе Данстане, который составил по византийскому образцу чин коронации, и по сей день употребляющийся при коронации английских монархов. Нам следует просить молиться за нас преподобного Неота, явившегося в видении королю Альфреду Великому и благословившего его на победу над датчанами. А священномученик Алфидж...

И да празднуем мы дни всех наших святых по старому календарю! В полночь Рождества Христова пусть матери поведут детишек в хлев смотреть, как коровки, телята, овцы и ягнята преклоняют колени в своих стойлах, приветствуя родившегося Младенца—Христа. Таков был обычай наших предков. А в Святую Пасху будем смотреть, подобно нашим предкам, как пляшет и играет восходящее солнце.

Во-вторых, будем любить Бога и через знание духовной географии Англии, где английская земля сходится с английским небом, а английское небо — с английской землей. На Тенете, где удивительный апостол Англии Августин ступил на берег, должен быть большой монастырь, центр паломничества. Мы должны целовать там землю, ибо Сам Христос проходил по ней в лице Своих слуг. Нам следует почитать Кентербери как нашу духовную столицу, начало и колыбель английской веры, духовную родину Англии и ее 22-х святых архиепископов. Лондон должен почитать святых апостолов Павла—на Востоке, Петра—на Западе; Вестминстер снова должен стать местом монастыря на Западе. Святой горой, афоном Английской церкви, должна быть не гора, но святой остров Линдесфарне. Гластонбери, этот английский Иерусалим, вновь должен стать местом паломничества. В районе Кроулэндских болот должен стоять большой монастырь Пред. Гутлака, которому св. апостол Варфоломей вручил бич для прогнания дьявола. Мы должны почитать места, где были, подобно агнцам, закланы святые мученики Феодор, Сабинус, Улрик и другие. Паломничества должны быть со всех концов Англии в Винчестер и Ворсестер, Вимборн и Винчком, Джэрроу и Йорк, Витби и Гексхэм, Личфилд и Вилтон, Дорчестер и Херфорд, в места, где были захоронены св. мощи Албана и Эдмунда, в города большие и в селения малые — всюду, где действовали святые при жизни и в видениях, У дорог надо поставить кресты и придорожные часовни с фонарями, чтобы освещать путь. Да будут островки и убежища мира на этой земле!

В-третьих, мы должны любить Бога всем сердцем и всем разумением своим, не будем думать о каком-то экономическом сообществе (ни тем более о тоталитарном Европейском Союзе), но будем направлять наши устремления к сообществу Духовному. Наша промышленность должна строить храмы. Все орудия труда современного мира должны использоваться на служение Богу. В нашей культуре должны преобладать духовные мотивы. Искусством нашим должны стать иконопись и фрески, отражающие духовную историю Англии. Книги должны рассказывать о жизни праведников. В кино надо показывать подвиги аскетов; школы должны готовить молодежь к семейной жизни или к монашеству. В миру мы должны думать только о спасении наших душ и о любви к Богу.

 

Стали ли мы, англы, ангелами, как того желал св. Григорий Великий? Что мы сделали с иконой Господа нашего Иисуса Христа, которую святитель Августин принес на эти берега в 597 году от Рождества Христова? Увы, мы похоронили ее в могиле, которой стали наши сердца. Просветим же наши сердца светом покаяния для того, чтобы вновь они стали местом пребывания Святой иконы Христа, которую бы мы почитали, перед которой каялись, перед которой плакали. И вот тогда мы, мертвые, воскреснем и восстанем из наших гробов в сретение Господа нашего Иисуса Христа, Который есть и Путь, и Истина, и Живот". (97)

И все же одна реликвия из принесенных св. Августином сохранилась — это его Евангелие. Знаменательно, что, когда в 1962 году Папа Римский и архиепископ Кентерберийский совершали совместное моление в Кентербери, ни один из них не посмел воссесть на седалище св. Августина, но на него было положено его Евангелие. Только тот, кто имеет веру святого Августина — только тот имеет право и власть воссесть на его архиепископское седалище и взять в руки его Евангелие, которое, по слову св. ап. Петра, есть Евангелие „Пастыря и Блюстителя душ наших" (I Петр. 2, 25), Который не вертится туда и сюда, подобно лжеиерархам, но Который „вчера и сегодня и вовеки тот же" (Евр. 13, 8).

 

Библиография и примечания

1. Лучшим источником сведений о христианизации Англии является труд Беды Достопочтенного: „Церковная история английского народа". О св. Августине и крещении а р. Свэйл см.: Эндрю Филлипс. Православное христианство и Старая Английская церковь. 1996. С. 5-18.

2. Инициатор Миссии св. Григорий Великий был очень обрадован этой новостью. Он тут же написал об этом св. Евлогию, Патриарху Александрийскому, после чего отправил письмо св.Ад-густину: „Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение", ибо зерно пшеницы, упав на землю, умерло, чтобы не царствовать только на Небе, но чтобы царствовать и на земле, ибо Он Тот, Чьей Смертью мы живы; Чьей слабостью сильны; Чьим страданием избавлены от страдания; посредством любви Которого нашли то, что не искали" (Послание 28; переведено в „Никейские и после-никейские Отцы Церкви". Т. XII, Ч. 2).

3. См. также: Дж. Романидес. Франки, римляне, феодализм и догматы. Брулин. Массачусет. 1981; В.Мосс. Возрождение романизма // Православная Жизнь. Июль-август. 1992.

Отец Эндрю Филлипс (цит. соч. с. 15) ярко обрисовал начало романизации Англо-Саксонской Британии: „Король Этельберт и королева Берта, казалось, соперничали с Константином Великим. Поставив Кентербери во главе Церкви, они переехали в Рекулвер для строительства нового дворца. Рекулвер стал их новым Римом, подобно тому, как языческая Византия стала христианским центром — Новым Римом — Константинополем. Кентербери, английский Старый Рим, был отдан итальянскому митрополиту Августину. Тем не менее король Этельберт сохранил символически королевский монетный двор в „Старом Риме". Символически, потому что Кентербери был его сокровищницей как в духовном, так и в земном смысле. На монетах, которые здесь чеканились, были изображены Ромул и Рэм, и волчица на Капитолии. Этельберт стал одним из многих королей, признающих свою зависимость, хотя бы и формальную, от императора ромеев, примкнув, к цивилизации, источником которой являлся новый Рим (Византия). Один Бог, одна Церковь, одна Христианская Империя — такова была реальность того времени, несмотря на серьезные препятствия, различия в культуре, в образе мышления, в этническом происхождении и церковной практике. В общем и целом, Церковь была Едина и цивилизация одна. Мы знаем, что даже в XI веке английских епископов хоронили так же, как и византийских— сидящими на епископском троне. Знаем также, что греческие епископы нередко на склоне лет уходили на покой в английские монастыри (напр., малоизвестный архиепископ Константин в Малсбери) и что греческие праздники, такие как Введение во храм Пресвятой Богородицы (21 ноября) и Зачатие Пресвятой Богородицы св. прав. Анной (9 декабря) были внесены в английский церковный календарь.

4. Эндрю Филлипс. Православное христианство. С. 22; Х.Р. Лойн. Англо-Саксонская Англия и Нормандское завоевание. Лондон, 1970. С. 254; Г.Вард (Археология Кантиана. Т. XLV. С. 89) пишет, что в 1066 г. в одном только Кентербери было более 400 храмов.

5. Св. Эдуард сказал, что семь Спящих Отроков изменили положение: перевернулись с правого бока на левый, что возвещает грядущие бедствия.— См.: W. Malsberi. Gesta Regum Anglorum. Т.II. Р. 225.

6. Петр Ллевелин (Рим в средневековье. Лондон, 1996. С. 254) подчеркивает значение английских поселений. Он пишет, что во время понтификата Папы Паскаля (IX век) „в английской колонии Борго, близ Храма Св. Петра, дома по обычаю строили из дерева, и они сгорели в разрушительном пожаре, первом из многих, охватившем переполненный квартал вокруг базилики. Паскаль, встав среди ночи, поспешил туда босиком и сам руководил тушением пожара. Всегда заботливый к паломникам, он дал имущество саксонской общине и деньги на строительство новых домов".

7. Беда Достопочтенный умер в 735 году, успев перед самой смертью закончить перевод Евангелия от Иоанна на английский язык — возможно, вообще первый перевод Евангелия на иной язык, чем три священные языка—еврейский, греческий и латынь.

8. Р.Х.С. Дэвис. Нормандцы и их мифы, Лондон, 1976. С. 103.

9. Житие св. Данстана. Цит. по: Антоний Грансден. 1066—время всеобщих перемен. 1988. С. 48.

10. W. Matsberi. Gesta Regum Anglorum.

11. Житие короля Эдуарда // Средневековые тексты из собрания Нельсона. 1962.

12. Над могилой принца Альфреда видели свет, и там происходили чудеса, что свидетельствует о его безвинных страданиях. Могила его соратников была обнаружена в Гилдауне, в 1920 г.—  См.: А.В.Г. Лоутер. Саксонское кладбище в Гилдауне. Археологическая коллекция графства Суррей. Т. XXXIX, 1929-1930. С. 1-50.

13. То, что английский принц бежал на это озеро в Северной России может показаться удивительным. Однако связи между „варягами" России, Скандинавии и Англии в Х веке были весьма активными и тесными, как это видно из житий королей Олафа Святого и Олафа Трюггвасона, равноапостольного. Некоторые русские историки (в частности, В.И. Паранин, свящ. Стефан Красовицкий) выдвигают гипотезу, что древний русский монастырь на Валааме на Ладожском озере, был основан британскими (возможно кельтскими) монахами.

Дополнение переводчика. Интерес представляет и само название „Ладога". Многие древние места в Англии начинаются с „Ллан". Слово „Алан" по-кельтски „монастырь". Одно из таких мест в устье Северна имеет два названия: „Лландарф" и „Лладога". Не является ли это двумя разными аббревиатурами одного и того же слова? Напр., слова „Лландогалф", что может означать „монастырь в заливе". Действительно, Лландаф расположен в глубоком заливе, равно как и монастырь на Валааме, будучи в заливе (ибо Ладога есть ни что иное, как продолжение финского залива, причем Карельский перешеек был некогда островом под названием „Рус", омываемым с юга протокой „Нева" и с севера протокой „Вуокса", которая теперь почти пересохла. Валаамский монастырь стоит в заливе и с точки зрения своего расположения на острове — в т.н. „монастырской бухте". Такое название монастыря могло расшириться на название всей этой части залива, имея хождение наряду с более древним языческим названием „Нево".

14. 1057 год. Многие в нормандской Франции подозревали семью Годвинов в устранении другого серьёзного претендента на престол. — См.: Г. Роне Эдуард Этелинг. Последняя надежда Англо-Саксонской Англии// История сегодня, 1984. Т. 34. С. 34-51.

15. Эдмер пишет, что когда Харольд попросил у короля разрешения поехать в Нормандию, чтобы освободить своего брата и племянника, которых там держали в качестве заложников (граф Годвин отдал их после неудавшегося переворота в 1051 году), король Эдуард сказал: „Я не буду в этом участвовать, но и не хочу, чтобы кто-то думал, будто я стараюсь тебе помешать. Я разрешаю тебе ехать, куда желаешь и смотреть, что ты можешь сделать. Но я предчувствую, что ты можешь навлечь беду на все королевство и позор на себя".

16. Житие Харольда / Пер. Уолтера де Грей Бирча. Лондон, 1885. Глава 9.

17. Первое было, когда св. Данстан отказался утвердить неканонический брак одного английского дворянина, разрешенный Папой. Св. Данстан сказал: „Я не нарушу даже под угрозой смерти власть моего Бога". — См.: В. Мосс. Святые Англо-Саксонской Англии. Сиэтл, 1993, Т. 2. Через несколько лет архиепископ Вулф-стан Йоркский заявил Папе протест по поводу требования последнего, чтобы английские архиепископы являлись в Рим для получения Паллиума (Омофора), и предостерег его от симонии. Вряд ли автор подобного предостережения мог верить в непогрешимость Папы. — См. Дороти Битурум. „Царская и церковная власть в начале XI века" // Англия до Завоевания. Кембридж, 1971.

18. Это, в свою очередь, создало полураскол в Английской церкви, так как несколько епископов отказались иметь общение со Стигандом и были хиротонисаны утвержденным Папой архиепископом Йоркским Олдредом, поскольку, как было сказано, Сти-ганд Кентерберийский был под запретом Папы. — См.: Уильям Малсбери. Житие св. Вульфстана. 1934. С. 27-28.

19. Проф. Дуглас отмечает, что Маврелиус ввел „новый и чужеродный элемент в Нормандскую церковь" — еретический элемент реформированного папизма. — См.: Д. Дуглас. Вильгельм Завоеватель. 1969. С. 121.

20. До 1054 года отношения между нормандцами и папством были враждебными. В июне 1053 армия Папы Льва IX потерпела поражение при Сивитате, и сам Папа Лев попал в почетный плен к нормандцам. „Но он всегда был их ярым врагом,— пишет проф. Дэвид Дуглас,— и в 1054 году он проклял их на своем смертном одре... Но потом Ирод и Пилат стали друзьями, и после 1059 года нормандские завоевания содействовали восстановлению латинского обряда и распространению папского влияния в Южной Италии" — См.: Д. Дуглас. Успехи нормандцев 1050-1100. Лондон, 1969. С. 132,155.

21. Хроника // Английские исторические документы. Т. 11. С. 212.

22. Снорри Стурлусон. Сага о короле Харадьде. 1966. Харальд Норвежский (Суровый) был женат на киевской княжне Елизавете — еще один пример широких связей между варягами России и других частей Северо-Западной Европы.

23. Р. Аллен Браун. Нормандцы и нормандское завоевание. 1985. С. 135.

24. Об этом рассказывается а манускрипте XII века „Обретение Креста", опубликованном епископом Стабссом в Оксфорде в 1861.

25. Житие Хародьда. Гл.10.

26. Обретение Креста. Гл.21.

27. М.Кейнес, Р.Кларк. 1066: год завоевания. 1977. С. 164-165.

28. Как пишет Уильям из Малсбери в „Год 1066", англичане „были малочисленны, но чрезвычайно храбры". Цит. по: Р. Аллен Браун. Вильгельм Завоеватель и битва при Гастингсе. 1982. С. 10.

29. Католическая Омилия на Вербное воскресенье.

30. Институты Государства. Англосаксонская проза. 1993. С. 188.

31. „Сохранения священного принципа монархии,— пишет Лойн,— при всех политических перепетиях, включая смену династий, являлось удивительным феноменом, поражавшим вдумчивых студентов, изучающих Англию XI века. Цит. по: X. Р. Лойн. Англо-Саксонская Англия... С. 214. Это преклонение перед монархией англичан сохранялось вплоть до XVI века. Как писал Шекспир (Ричард II, акт III, сц. 2):

Не смыть всем волнам яростного моря
Святой елей с монаршего чела.
И не страшны тому людские козни,
Кого Господь наместником поставил.

Даже в наше темное демократическое время раздаются голоса в пользу монархии. Так, напр., Си Эс Льюис пишет; „Монархия— это канал. Через который все жизненно важные элементы гражданственности—лояльность, освящение светской жизни, принцип иерархии, благородство, церемониал, преемственность—еще просачиваются и орошают засушливое пространство современного экономического государственного управления" („Мифы и факты" // Бог на скамье подсудимых: Очерки по теологии. 1979).

32. Англо-Саксонская Англия. Оксфорд. С. 653. См. также Дж. Е. Кросс. Военная Этика в старой Англии. С. 2.

33. Беда Достопочтенный. Церковная история... С. 286—287.

34. J. Pollock. Harold: Rex. Bosham. Penny Royal Publications, 1996.

35. Изобразительный музей королевских, церковных, баронских, муниципальных и других народных древностей // Старая Англия. Нью-Йорк, 1978. С. 195.

36. Осберн Кентерберийский. Житие Данстана // Б. Стабсс, Хроника о Св. Данстане. 1874. С. 142.

37. Уильям Малсбери. Год 1066. С. 157.

38. Там же. С. 158.

39. Тьерри. История завоевания нормандцами Англии. Лондон, 1840. T.I. С. 21-1-217.

40. Вероятно, св. муч. Вулфхэд, принц Мерсии, который вместе со своим братом св. муч. Руфинусом был замучен языческим королем Мерсии в VII веке.

41. Тьерри. История завоевания... С. 224.

42. Д. Дуглас. Вильгельм Завоеватель. 1969. С. 221.

43. С. Дж. Стренкс. Жизнь и смерть св. Кутберта. Лондон, 1964. С. 34-35.

44. Чарльз Кейтли. Английское Сопротивление // Народные герои Британии. С. 133-134.

45. Там же. С. 139.

46. Там же. С. 140.

47. Тьерри. История завоевания... С. 234—236.

48. W.Malsberi. Gesta Pontificum Angloriim. Till, P. 131.

49. Англосаксонская хроника. Год 1073.

50. Там же.

51. Томас из Эли. Латинский трактат. Т. 2. С. 19.

52. Англосаксонская хроника. Год 1083.

53. История Гластонбери с древнейших времен. 1981. С.159.

54. Тьерри. История завоевания... С. 244.

55. В.Д.Макрэй. Хроника Аббатства Ившэм. 1863. С. 323-324.

56. Там же. С. 55-60.

57. Хроника //Английские исторические документы. Т.Н. С. 290.

58. Примерно в то же время известный парижский ученый Абеляр писал: „Святых Отцов Церкви вел Дух Святой, а нас Он не вел". Цит. по: Эндрю Филлипс. Православное Христианство и Английская традиция. 1995. С. 19.

59. Уильям Малсбери. Житие св. Вульфстана.

60. Правило IV Поместного Собора Гангрского гласит: „Аще кто о пресвитере, вступившем в брак, рассуждает, яко недостоин причащатися приношения, когда таковый совершил литургию, да будет под клятвою". Правило 13 VI Вселенского Собора гласит:

„Понеже мы уведали, что в Римской церкви, в виде правила, предано, чтобы те, которые имеют быти удостоены рукоположения в дьякона, или пресвитера, обязывались не сообщатися более с женами: то мы, доследуя древнему правилу Апостольского благоустройства и порядка, соизволяем, чтобы оставалось сожитие священнослужителей с их женами, не лишая их взаимного в приличное время соединения".

61. Р.Эмерсон. Письма св. Бонифатия. Нью-Йорк, 1973. С. 84.

62. Уильям Малсбери. Житие св. Вульфстана. С. 8.

63. Ньюмэн. Жития английских святых. Лондон, 1901. Т. 5. С. 34-36.

64. „Было бы хорошо, если бы веяния, исходящие от папства, с которым у Англии традиционно тесные связи, принесли бы в эту страну новый реформаторский дух и организацию; однако исторический факт таков, что реформа явилась прямым следствием норманского завоевания". — См.: Р. Аллен Браун. Нормандцы и Нормандское завоевание. 1985. С. 91.

65. Хроника // Английские исторические документы. Т. 11. С. 647.

66. Цит. по: И.С.Робинсон. Григорий IV и воины Христа. История. 1973. Т. 58. С. 169-192.

67. Historia novorum in Anglia. P. 647.

68. Хроника // Английские исторические документы. Т. 11. С. 647.

69. Западное общество и Церковь в средние века. 1970. С. 102.

70. Православная церковь и экуменизм. Фессалоники, 1974. С. 180-181.

71. Папа Григорий Двоеслов. Послание 33.

72. Английская церковь в 1000-1066 гг. 1979. С. 29.

73. Тьерри. История завоевания... С. 320-322.

74. Там же. С. 322.

75. А. В. Хедден и В.Стабсс. Соборы и церковные документы, касающиеся Великобритании и Ирландии. Оксфорд, 1871. T.I. С. 298.

76. Цит. по: Питер Бендер. Пророчество св.Малахии. Иллинойс, 1973. С. 22.

77. Эндрю филлипс. Православное Христианство и... С. 29-30.

78. По сведениям Ордерика Виталия, англичане получили земли в Ионии, где построили город. (Тьерри. История завоевания... С. 230).

79. Вот как Джон Годфри описывает битву за город в 1204 году: „франки приставили две лестницы к башне дамбы около Влахерна, и два рыцаря и два сержанта с отрядом из 15 воинов сумели взобраться на стену. „Но они встретили сопротивление со стороны англичан в датчан, и последовавшая битва была тяжелой и жестокой,— пишет Виллардуэн,— и храбрость англодатчан пробудила отвагу в смятенных войсках, засевших внутри башни, и они сами ринулись в бой" (Дж. Годфри. 1204: Нечестивый крестовый поход. 1980. С.107).

80. Греческий источник XV-го века сообщает, что „варяги" в подобных случаях ударяли боевыми секирами друг о Друга, отчего стоял сильный звон.

81. Эндрю Филлипс. Православное Христианство и... С. 30-33.

82. Более подробно об англичанах в Константинополе см.: Дж. М. Хасси. Византийский мир; Эдвин Пирс. Падение Константинополя. Нью-Йорк, 1975; Дж. Годфри. 1204: Нечестивый крестовый поход.1980.

83. Алексиад. II, 11, 9; IV, 6.

84. Антифон из старой римской заупокойной литургии.

85. Житие святого Эдуарда (аноним.).

86. Таково окончание длинной биографии Кранмера, написанной прямым потомком известного англиканского реформатора Ридли.

87. Христос и приход антихриста // Полемические труды Джона Уиклифа, написанные по латыни. Лондон, 1883. Т.II. С. 672.

88. Карл, архиепископ Глазго. Житие святого Кутберта. Лондон, 1887. С.337-338.

89. Пинсон писал:

И вот Иосиф сделал так, как приказал ему Ангел,
И написал образ Богоматери,
Дабы показать свою глубокую преданность;
И образ этот все еще в Гластонбери,
В той же церкви его можно увидеть,
То был первый, как я думаю, Образ Матери Божией.
В этой стране
Сделал его Иосиф своими руками.

(Джефри Эш. Авалон короля Артура. Лондон, 1957. С. 249-250). Пинсон писал на основе древних манускриптов, впоследствии уничтоженных временем и злыми людьми.

90. Дж. Рид. Легенды Гластонбери. 1975.

91. Кр.Хилл. Мир, перевернутый вверх дном. 1984. С. 28.

92. О.Георгий Флоровский. Православные церкви и экуменическое движение//Христианство и культура. 1979. С. 193-194.

93. Там же. С. 194.

94. Цит. по: Неста Вебстер. Тайные общества и подрывные движения. Христианский книжный клуб Америки, 1924. С. 129.

95. Уильям Пальмер. Краткая церковная история. Нью-Йорк, 1850. С. 165.

96. Епископ Каллистос. Пятый граф Гилфорд (1766-1827) и его тайное обращение в Православную Веру // Православные церкви и Запад: Труды по церковной истории. Т. 13. Оксфорд, 1976.

97. Эндрю Филлипс. Пробуждение Англии // Православное христианство и... С. 92-95.